Лиза тут же вытащила сигарету из кармана спортивных брюк и щелкнула зажигалкой.
— Третье задание на экзамене, — шепотом сказала Сашка. — Что у тебя было?
Лиза, зажав сигарету в губах, все так же держала перед лицом огонек зажигалки, длинный, светло-оранжевый, и смотрела в огонь остановившимся взглядом. Так продолжалось несколько секунд. Сашка испугалась, что Лиза сейчас швырнет ей в лицо эту зажигалку.
Наконец Лиза вздохнула и выдохнула, закурила, глубоко затянулась, убрала зажигалку в карман.
— Не собираюсь обсуждать детали, — сказала глубоким, спокойным, почти равнодушным голосом. — Но по сути — нас присвоили. Как мы присваиваем вещи или понятия…
Левой рукой, свободной от сигареты, она потянулась к телевизионной панели, и рука удлинилась, будто телескопическая антенна, вытянувшись метра на три. Коснувшись экрана, ладонь расплылась, растеклась тонкой пленкой, стали видны кости и сухожилия и сквозь них — диктор, читающий прогноз погоды. Секунда — диктор закашлялся, прижимая ладонь к горлу, не в силах сказать ни слова, глядя в камеру испуганными глазами. Лиза отняла руку от экрана. Заискрил провод за панелью. Экран погас.
— Как мы присваиваем вещи, понятия или людей, — повторила Лиза, разминая пальцы. — Но мы уже — после экзамена — части Речи. Ни один из нас не целое и никогда не будет целым, а только часть, фрагмент…
Сашка помахала рукой перед лицом, отгоняя дым, и отступила на несколько шагов. «Речь будет пользоваться вами», — сказал когда-то Олег Борисович Портнов…
Сашка встала на цыпочки перед телевизионной панелью и дотянулась до экрана. Присвоила пластиковую рамку, начиненную электроникой, но не ощутила внутри ничего, кроме микросхем, контактов и типовых плат.
— Молотком постучи, — насмешливо сказала Лиза за ее спиной. — Отличница.
— Теперь ты у нас лучшая на курсе? — Сашка потерла ладонь.
Кожа почесывалась, как после пары комариных укусов.
— «Пятерка» у Физрука, — самодовольно заметила Лиза, — это десятка у любого другого препода.
— Ты будешь очень полезной, хорошо образованной частью Речи, — сказала Сашка.
Она ждала ответной колкости, но Лиза молча затянулась, огонек сигареты уже почти касался ее пальцев.
— А что мне остается? — сказала после долгой паузы. — У нас не спрашивали, когда зачисляли в Институт. Не спрашивали, когда заставляли учиться. Знаешь, сколько раз мне снилось, как я убиваю… своего куратора?
Она снова затянулась, жадно, как приговоренный на эшафоте.
От сигаретного дыма сработала пожарная сигнализация.
х х х
Без пяти минут восемь белый конверт формата А4 лежал на столе, рядом со стопкой старых учебников, рядом с картонным стаканчиком из-под кофе. Он лежал и ждал своего часа: «Работа НО 2». Сашка отвела взгляд.
В трусах и майке выйдя на балкон, она вдохнула осенний воздух с остаточным шлейфом лета, увядающих школьных цветов; расходился реденький осенний туман. Сашка стояла, не чувствуя холода.
В упражнениях Лизы не было города с черепичными крышами. И в упражнениях Кости не было никакого города. Были другие образы, декорации, а какие — никто из однокурсников, пожалуй, не скажет. Как Сашка не хочет никому говорить о чудовище, живущем в башне…
Послышались шаги на балконе второго этажа. Внизу, прямо под Сашкой, облокотился о перила Андрей Коротков, закурил и только тогда посмотрел вверх. Чуть не выронил сигарету; Сашка помахала ему рукой. В конце концов, не голышом ведь она стоит, и отчего Андрей так удивляется при виде девушки в трусах? Он ведь не школьник?
Она вернулась в комнату, села к столу и сконцентрировала взгляд на трех красных точках в центре.
х х х
За окнами четырнадцатой аудитории светило солнце, и опадали желтые листья с лип. Умом Сашка понимала, что они желтые и что стены в аудитории светло-бежевые, волосы Стерха пепельные, а воротник его рубашки белый. Но все, что попадалось ей на глаза, наливалось оттенками красного: алый, рубиновый, киноварь, гранат. Цвет давил, хотелось зажмуриться, но под веками все было то же самое и хуже: красное небо. Красный флюгер. Острие из-под ключицы.
Перед Стерхом лежала Сашкина тетрадь с кривыми строчками, выписанными кровью:
«Я не буду этого делать я не буду этого делать я отказываюсь я отказываюсь я отказываюсь».
Слова повторялись, наползая друг на друга, и казалось, что Сашка написала, пусть и неровным почерком, длинное подробное сочинение.
— Ваш планшет до сих пор в починке, — проговорил Стерх, не глядя на Сашку. — Следующее задание снова получите в конверте.
— Николай Валерьевич, это бесполезно, — она водила взглядом по комнате, пытаясь не концентрироваться ни на чем, так ей было немного легче. — Я отказываюсь.
— От чего? — спросил он тихо. — От кого и от чего вы отказываетесь? От себя, от предназначения, от будущего?!
Сашка с удивлением поняла, что Стерх в бешенстве и говорит так тихо только затем, чтобы не орать в голос.
— Вы отказываетесь бороться, отказываетесь что-то менять, есть, пить, спать, вставать по утрам из постели? Отказываетесь от работы над ошибками? И что, вы думаете, будет с вами дальше?!
— Да я бы сто раз уже согласилась! — вырвалось у Сашки. — Как согласились все мои однокурсники! Те из них, кто выжил… Но я не могу, понимаете? Я не могу принять, а он не может меня заставить. Это замкнутый круг.
— Он? — тихо переспросил Стерх.
— Я давно догадалась, чья проекция там сидит в башне, — отводя глаза, сказала Сашка. — Одна из бесконечного множества его проекций. Зачем он вернул меня в Институт, зачем он требует невозможного?!
— Вспомните, сколько раз вы отчаивались, — сказал он еще тише. — Вам казалось, что это невозможно. А потом вы находили путь.
х х х
— Здравствуйте, Самохина.
Сашка на секунду задержалась у входа — как если бы ноги не желали идти. Физрук окинул ее оценивающим взглядом:
— У вас усталый вид. А ведь семестр только начинается.
— Я отдохну на выходных, — сказала Сашка через силу.
— Как проходит работа над ошибками?
— Согласно… учебному плану, — ей показалось, что наспех застиранные пятна крови на штопаном свитере зудят, как обожженная крапивой кожа.
Он чуть улыбнулся. Прикрыл глаза — и моментально, полностью переродился, Сашка только теперь поняла до конца, что имел в виду Костя, когда говорил, что Физрук «доппельгангер» и «смешивает свои ипостаси». Перед ней стоял юный, легко краснеющий, красивый парень, чуть-чуть постарше своих студентов, а может быть, и ровесник.
— Вам удобно заниматься сидя или стоя?
— Смотря чем, — пробормотала Сашка, которую неприятно задела эта перемена. — Кое-чем заниматься удобнее лежа…
