— Сам сдохни! — рявкнула Сашка. — Лопни, говнюк!
Брусчатка под ее ногами размякла студнем и погрузила Сашкины ноги — по щиколотки. Сашка задергалась, пытаясь вырваться, развернула стрекозиные крылья, попыталась взлететь и поняла, что намертво приклеена к месту.
Чудовище двигалось теперь нарочито медленно, переливаясь в пространстве, сантиметр за сантиметром: оно намеревалось неторопливо, осознанно употребить свою жертву и выбирало один из миллиона мучительных способов, а может быть, хотело применить их все разом. Сашка зарычала, не сводя взгляда с неподвижных, стерильно-безжалостных глаз над собой.
«Принимай».
Сказано было без слов. Вне речи и, вероятно, вне великой Речи тоже — это был приказ, как он есть, голая идея приказа.
— Да пошел ты, — прохрипела Сашка.
Чудовище одним рывком преодолело разделяющее их расстояние и накрыло Сашку, присваивая, делая частью себя. Последним светом, который она увидела, был блик на маленьком зеркале в руках Стерха; судьба, рок, предопределение, необходимость, принуждение, закон. Сашка поняла, что может в этот момент реализовать свою свободу, только выразив ее через то, что свободой не является.
«Я изгоняю, отказываюсь, отвергаю… я люблю…»
Упала шариковая ручка на ламинированный пол. Этот звук щелкнул по угасающему сознанию, будто молоточком по колену — ручка прыгала с пластмассовым звоном, материальная, из отдела канцтоваров, с наполовину исписанным стержнем — а может быть, и вовсе исписанным. Тогда, уже почти сожранная чудовищем из башни, Сашка протянула трясущуюся руку, поймала и сдавила пальцами гладкий пластиковый корпус, и шариковая ручка, кажется, обрела собственную волю. Ручка писала кровью, из-под стержня вырывалось нечто среднее между текстом и воплем, и зубчатой синусоидой на экране медицинского прибора, это был конвейер, транспортер, сбрасывающий символы из одной реальности в другую…
Сашка открыла глаза. Она сидела в своей комнате в общаге, планшет валялся на полу, но футляр и защитное стекло сохранили его в целости.
Стержень ручки сточился, как карандашный грифель. Тетрадь «работы над ошибками» была исписана до последнего листа, убористо и плотно, рыжим и красным цветом. Нагромождение символов, абракадабра — как если бы Сашка воспроизводила от руки текстовой модуль.
х х х
«Ты Пароль — ключевое слово, открывающее новую информационную структуру. Макроструктуру. Понимаешь, что это значит?»
Там, на экзамене, они пытались остановить ее. Она вырвалась из-под чужой власти, чтобы прозвучать и открыть новый мир без страха…
…И ошиблась. Она стала Паролем «Не бойся», но формулировка через отрицание приводит к искажению смысла.
Свойство самолетов — падать.
х х х
Она успела перечитать тетрадку дважды или трижды, начиная от самых первых записей:
«Выполняя работу НО 1, я получила доступ к информационной модели… Не поняв сути задания, я не смогла с ним справиться…»
Дальше шли повторяющиеся слова, бессвязные жалобы и, наконец, длинный фрагмент текстового модуля, выписанный от руки. Читая его в первый раз, Сашка ослепла на несколько минут, но, когда туман перед глазами разошелся, возобновила попытки. Из гремящей абракадабры явился текст, не очень ясный, но вполне подвластный осмыслению: «Ты Пароль — ключевое слово…»
Стук в дверь заставил ее вздрогнуть.
— Я сплю, — сказала она и поразилась, каким чужим сделался голос.
— Врать не надо, — вполголоса отозвались за дверью.
Сашка непроизвольно отшатнулась, оттолкнулась ногами от пола, и кресло отъехало в сторону, почти к самой балконной двери…
Замок открылся без ее участия. Фарит Коженников вошел и аккуратно прикрыл за собой дверь.
— Это был другой рейс, ясно тебе?
— Это были все рейсы, — сказала Сашка, преодолевая головокружение. — Все рейсы на свете. Свойство самолетов — падать.
— Прекрати истерику, Самохина, — сказал он очень тихо.
Сашка услышала, как льется вода в ванной; потом ей в скрюченные пальцы вложили холодный стеклянный стакан:
— Ну кто же виноват, что ты не можешь работать без пинков. Зато если тебя пнуть — ты летишь, как та собачка из анекдота. Низенько-низенько…
Сашка напилась, проливая воду на новую футболку. Фарит оглядел комнату, снял со спинки стула Сашкину куртку, переместил на вешалку. Уселся на стул верхом.
— Учись применять обсценную лексику. Не зацикливайся на эвфемизмах… Твой пилот цел, он нужен мне живым. И тебе очень нужен.
— Другой рейс, — повторила она, будто старый магнитофон. — Но… я же все испортила, все провалила. Я не справилась.
— Напомни, сколько небитых дают за одного битого?
Сашка молчала.
— Умница, — сказал он удовлетворенно. — Ты вспомнила экзамен, ты вычленила ошибку, ты наконец осознала и приняла главное экзаменационное требование…
Сашка подумала несколько секунд. Потом резко вздернула к плечу рукав тонкого свитера. На предплечье, покрытом гусиной кожей, не было ни единой отметины — кроме синей вены и знакомой родинки.
— Нет знака, — Фарит кивнул, — потому что свобода — неотчуждаемое свойство Пароля. Но если выразить свободу через что-то другое — Пароль ловится на удочку. Твоя свобода при тебе, но она выражена через несвободу. Судьба, рок, предопределение, необходимость, принуждение, закон… и любовь, разумеется.
— Моя свобода, — эхом повторила Сашка.
— Да, да. Третье задание на экзамене — момент, когда студент добровольно передает свободу, жертвует собственной волей в обмен на новый статус.
— Добровольно?! — Сашка оскалилась.
— Совершенно добровольно, — он кивнул. — Студент отдает свободу с облегчением, с радостью, он счастлив, что приходится жертвовать такой малостью, взамен получая душевный покой. Когда твои преподаватели увидели, что ты не только не намерена сдаваться, а вообще не понимаешь сути задания…
Он рассмеялся, будто вспомнив очень удачный анекдот.
— Я Пароль, — сказала Сашка.
— Совершенно верно, — в его очках отражался свет настольной лампы. — Пароль не жертвует свободой, а значит, по определению валит третье задание. Это работает, как предохранитель. Их отсекают на экзамене и не дают закончить обучение.
— «…не тыкать зажигалкой в ядерную бомбу»… — Сашка посмотрела на свою правую ладонь.
Там, где пальцы касались шариковой ручки, остались следы ожогов.
— Но это моя бомба, — сказал он весело. — Пароль опасен для текущей реальности, но мы-то в мире Идей, Саша. Я не жалею, что связался с тобой.
— Зачем?! — спросила Сашка сквозь зубы. — Зачем вам это надо?!
— Можно на «ты», — кротко сказал Коженников. — Ты уже достаточно взрослая.
