– Да вроде так.
– Ну, это ерунда по сравнению с нашими-то «буранными» проделками. Посмотрел тут недавно «бурашку» в Парке культуры и отдыха… Сволочи! Самый дорогой в истории человечества аттракцион! Козлы! Так бы в лоб половником и дал! Наших-то кого-нибудь встречаешь?
– Чубакку видел.
– Так он же в Америке?
– Приезжал.
– Он мне тоже звонил, плел про какой-то «Золотой шанс», про контрольные разработки, но я его послал. Выпьешь?
– А тут можно?
– Тут все можно. А помнишь, как нас Уби Ван Коноби с выпивкой гонял? Царствие ему небесное! – Герке пространно перекрестился.
Затем бывший секретарь парткома «Альдебарана» встал, вынул из бара бутылку «Хеннесси» и плеснул в два больших круглых бокала.
– Кофейку?
– Лучше чай. Я на диете…
– Наденька, чай и кофе, пожалуйста! – приказал Герке, нажав кнопку селектора. – Бережешься? Молодец! «Здоровье – это спорт и диета!» Читал?
– Конечно.
– А ведь умер!
– Кто?
– Как кто? Автор. Диетолог этот самый. Вчера в «Коммерсанте» некролог был. Сорок два года. Страшное дело! Сколько народу поумирало! Про Докукина слыхал?
– Нет. А что с ним?
– С ним ничего. А жену взорвали. Вместо него за руль села…
– Не может быть!
– Говорю это тебе как коммунист коммунисту, – невесело хохотнул Герке. – Взорвали.
– Как – совсем?!
– Совсем. А он, говорят, с горя мозгами тронулся. Уже не человек.
– За что взорвали?
– Ну не за идейные же убеждения! За деньги. Деньги, как алкоголь, в разумных количествах радуют, в больших – убивают. Ну, давай за умеренность!
Башмаков, помня о разгрузочном дне, прикоснулся губами к коньяку – замечательно ароматному и вкрадчиво-жгучему. Наденька внесла на подносике две чашки – большую и маленькую, улыбнулась фиолетовой помадой и удалилась. Герке проводил ее взглядом человека, изверившегося в женской новизне.
– Я хочу тебя спросить, Олег… Если нельзя – не отвечай. Как ты вышел на Корсакова?
– Понимаешь, у меня тут дочь работает…
– Знаю. Видел. Красавица! Как дети-то повырастали! Как повырастали-то!
– Да уж…
– Но дочь-то твоя работает у Садулаева.
– Ну вот, она попросила Садулаева. Садулаев поговорил с Корсаковым.
– Садулаев с Корсаковым? – На лице Герке изобразилось недоумение, словно услышал он о чем-то противоестественном, наподобие любви русалки и дельфина. – Садулаев с Корсаковым… Это точно?
– Мне Дашка сказала… – промямлил Башмаков, чувствуя, что утратил на автостоянке всякие представления об извечных аппаратных тонкостях и сдуру влез в какую-то важную внутрибанковскую интригу. – Может, мне не следовало…
– Да нет, ты не волнуйся! Дальше этого кабинета информация никуда не пойдет. Садулаев с Корсаковым… Ишь ты! К твоему трудоустройству это не имеет никакого отношения. Вот тебе листочки. Все как обычно, все как раньше. Родился, работал, не был, не состоял… Только теперь родственники за границей – это не плохо, а даже хорошо. Заполняй! А потом мы тебя недельки три попроверяем. На всякий случай…
– Как раньше?
– Ага. Как раньше. И занимаются этим те же самые ребята из Конторы. А начальник службы безопасности у нас полковник из «девятки». Брежнева охранял. Как раньше… Меня, когда брали, десять раз переспрашивали, зачем фамилию поменял. Был Волобуев – стал фон Герке… Не любят у нас, понимаешь ли, дворянских корней. Ну, ничего. Я, кстати, все вспоминал, ты у нас не из дворян случайно?
– А что?
– Я, понимаешь, – тут он протянул Башмакову золоченую визитку с гербом, похожим на сваленную в одну кучу коллекцию старинного оружия, – Краснопролетарское районное дворянское собрание организовал. Кадров решительно не хватает. Какие-то все вырожденцы и пьяницы… Устроил обед по случаю тезоименитства невинно убиенного государя-императора Николая Александровича. Заблевали весь ДК Русакова. Ну, ей-богу… А если нормальный дворянин, не пьющий, с манерами, – так сразу еврей. Папашу или дедушку подженили. Приходит тут на учет вставать князь Тверской, Иван Моисеевич. Смотрю по документам – все правильно: Рюрикович. Ладно, Олег Трудович, заполняй анкеты! Я очень рад, что ты будешь у нас работать. Надоели эти сопляки. В башке ничего, кроме курса доллара, а по коридору идет что твой президент Академии наук… Так бы и дал в лоб половником! Ну, за тебя!
Башмаков плюнул на разгрузочный день – и выпил коньяк. Душа потеплела.
– А помнишь, как Каракозин Чубакку дистиллированной мочой поил? – захохотал Герке.
– Конечно!
– Ты, кстати, с ним не встречаешься? Вы ведь дружили…
– Нет, не встречаемся. Он куда-то уехал…
– Я тут его жену по телевизору видел. Как ее звали?
– Олеся.
– Да. Олеся. Они, кажется, разошлись?
– Давно уже.
– Тут презентацию Ростроповича по телевизору показывали. Она ему какую-то древнегреческую вазу вручала от клуба бизнесвумен. Ну, доложу я тебе! Кто мог подумать, когда она по «Альдебарану» задницей вертела! Какая женщина! А Ростропович – тьфу, смотреть противно! Козел с виолончелью… Ты у нас, кстати, кто?
– В каком смысле?
– В политическом.
– А ты?
– Я монархист, естественно.
– А я сочувствующий, – горько вздохнул Башмаков.
Когда он уходил из банка, охранник снова заставил его положить кейс на транспортерную ленту и даже подозвал напарника. Они с живым интересом уставились на экран, но серые фруктовые силуэты на этот раз раскатились по углам.
– Взяли? – спросила Катя, когда Башмаков пришел домой.
– Пока еще нет. Проверять будут.
– А чего тебя проверять? – удивилась Катя. – Ты же безобидный.
– Не переживай!
– Как же не переживать, если у меня муж безработный?
– Все будет хорошо. Ты Корсакову очень понравился! – первым делом успокоила Дашка, поздно вечером вернувшись домой. Она теперь постоянно возвращалась поздно, потому что, вдруг спохватившись, поступила на вечернее отделение пединститута и после работы ездила на лекции.
– Возьмут тебя – никуда не денутся!
– Это тебе Садулаев сказал? – со значением поинтересовался Олег Трудович.
– Вот черт, забыла тебя предупредить. А кто тебя про Садулаева спрашивал?
– Герке.
– Ты с этим фон-бароном поосторожнее. Он из команды Малевича.
– А Корсаков?
– Тоже.
