– Ну, ты готов соответствовать? – спросил он голосом профессионального Санта-Клауса.
– Готов! – похолодел от радости Михаил Дмитриевич. – Когда?
– Через час.
– На Маяковке. В «Сушке».
– Отлично!
Михаил Дмитриевич убрал телефон и повернулся к изобретателю:
– Значит, будем выводить человечество из сексуального тупика? Опытный образец-то у вас есть?
– Для опытного образца необходимы средства! – обидчиво отозвался Чагин.
– Сколько?
– Двадцать тысяч.
– Долларов?
– Ну, какие доллары! – укоризненно покачал головой изобретатель. – Мы же не в Америке. Евро, конечно.
– Допустим. А за идею сколько хотите?
– Пятьдесят.
– Тысяч?
– Естественно.
– Евро?
– Разумеется.
– Кэш или кэрри?
– Кэш предпочтительнее.
– Договорились!
Свирельников сел в кресло, выдвинул нижний, самый вместительный ящик стола и вынул оттуда небольшой черный чемоданчик из хорошего кожзаменителя. Шесть таких «дипломатов» он купил в прошлом году в Турции, в Кемере, сторговавшись за полцены. Хозяин магазинчика, лопотавший, наверное, на всех мыслимых языках, сначала уступал только тридцать процентов и очень интересовался, зачем русскому сразу полдюжины одинаковых чемоданчиков, а когда услышал ответ: «Взятки давать!» – расхохотался остроумной шутке и скостил еще двадцать процентов. Но это была не шутка. Не понесешь же, в самом деле, нужному человеку деньги в газете – неприлично, а в настоящем фирменном кожаном «дипломате» – жалко. Жаба задушит! Ведь никогда еще никто, как говорится, «тару» назад не возвращал. А эти дешевые, но приличные подделки «под фирму» в самый раз. Два «дипломата» Свирельников уже израсходовал: один Григорий Маркович определил в арбитражный суд, а второй сам Михаил Дмитриевич занес в префектуру.
Директор «Сантехуюта» подошел к сейфу, набрал шифр, открыл дверцу и, заслонив содержимое от гостя спиной, переложил в чемоданчик пачки долларов. Затем, закрыв «дипломат» на ключ и поставив рядом с сейфом, он взял банковскую упаковку тысячерублевок, надорвал, отсчитал пятнадцать бумажек, а остальное сунул в боковой карман пиджака.
– Вот, пожалуйста! – сказал Свирельников, возвратившись к изобретателю и выкладывая на стол деньги.
– Это что? – с тихим ужасом спросил Платон Марксович и посмотрел на глумливца огромными оскорбленными глазами.
– Это аванс. На период изготовления пробного образца я беру вас в штат. Получать будете пятьсот долларов, простите, евро в месяц. Расходы на комплектующие материалы – за мной. Когда ваше биде будет готово и я пойму, что оно может если не спасти мир, то хотя бы развлечь несколько сотен озабоченных идиотов, поговорим о цене изобретения. Идет?
– Я ухожу! – истерично объявил Чагин, не отрывая взгляда от денег.
– До свидания!
– Это насмешка!
– Это, надо полагать, единственное серьезное предложение в вашей жизни. Соглашайтесь! У меня мало времени.
– Нет!
– Учтите, когда завтра вы приползете сдаваться, вас даже ко мне в кабинет не пустят! – Говоря это, Свирельников медленно, по одной начал брать купюры со стола и прятать в карман.
– Подождите! – взмолился Платон Марксович. – Мне надо подумать…
– Думайте скорее! Человечество гибнет в сексуальном тупике!
– Издеваетесь?
– Нет, просто тороплюсь!
– Хорошо! Согласен! – махнул рукой Чагин и потянулся не к деньгам, а к бутылке.
– А как же принцип? Вы же трехрюмочник!
– Какие принципы, когда такая фрустрация! – воскликнул изобретатель и молниеносно выпил.
– Пишите расписку! – распорядился Михаил Дмитриевич. – На работу выйдете в понедельник. Устроим совещание со специалистами…
– Это надежные люди?
– Абсолютно!
Проводив Чагина, успевшего перед уходом махануть еще и пятую – «за взаимовыгодное сотрудничество», Свирельников позвал Нонну и со смехом рассказал ей про пикантное изобретение, которое только что купил. Секретарша смущенно поулыбалась, села к нему на колени и вздохнула:
– Крови пришли. В обед.
– Нон, я, наверное, женюсь! – сообщил Михаил Дмитриевич, целуя ее в шею.
– Ну и правильно – нечего шляться!
Она медленно, пуговку за пуговкой, расстегнула ему сорочку, некоторое время внимательно рассматривала крестик и, вздохнув, перекинула его Свирельникову за спину. Потом Нонна строго поглядела боссу в глаза, вытерла накрашенные губы платочком и распустила ему брючный ремень…
30
Михаил Дмитриевич часто назначал деловые встречи в «Суши-баре» на Маяковке, и курносая голубоглазая блондиночка в кимоно, встретив у входа, кивнула ему как старому знакомому. Пристрастился он к этому местечку во время своего недолгого романа с довольно популярной актрисой – ждал ее здесь после спектаклей. Познакомились они на одной из презентаций, куда в первый год вольной, безбрачной жизни Свирельников таскался часто. Женщина она была красивая, неглупая и в постельном смысле даже увлекательная, но за три месяца бурного романа ему стало совершенно очевидно, что, женившись, он получит в придачу весь ее театральный дурдом. А сам, скорее всего, станет для нее чем-то средним между бездарным худруком и подлым коммерческим директором, о которых любовница с неиссякаемой ненавистью рассказывала ему, отдыхая от объятий. К их разрыву актриса отнеслась с огорчением, но без истерики: словно после обнадеживающих кинопроб ее просто не утвердили на роль жены «нового русского». Расставшись, они потом время от времени случайно сталкивались в «Сушке», равнодушно чмокались, и у Свирельникова всякий раз возникало странное чувство, будто какая-то совершенно чужая женщина одолжила у его бывшей возлюбленной «на выход» это знакомое тело – красивое, соблазнительное, но выведанное до полного охлаждения.
Он поднялся на второй этаж, сел за угловой столик и раскрыл меню с цветными фотографиями блюд и ценами, помещенными в желтых «взрывных» звездочках. Заказав себе суши с тунцом и зеленый чай, Михаил Дмитриевич посмотрел на часы, определил, что примчался чуть раньше, достал телефон и набрал номер Алипанова.
– Аллёу! – после долгих гудков отозвался тот.
– Это я. Ну что?
– Есть очень интересная информация. Я бы даже сказал, леденящая! Но сейчас говорить не могу. Через полчаса.
– У меня тоже есть для тебя информация.
– Какая?
– Кажется, теперь за мной ездит другая машина.
– Неужели?
– «Девятка». Я записал номер.
