Когда Лоуренс вернулся к обеду, во дворе уже пылал костер, занимались последние вещи из детской.
– Привет, – произнес Лоуренс, с удивленным видом заглянув в гостиную. – Жжешь костер?
Гвен посмотрела на него, и по ее лицу расползлась широченная улыбка.
– Дорогой, – она похлопала рукой по дивану рядом с собой, – иди сюда, садись. Я должна тебе кое-что сказать.
На следующий день Верити решила поехать погостить к своей подруге на рыбную ферму, после чего собиралась, может быть, съездить в Англию. Утром она, Лоуренс и Гвен завтракали вместе.
– Я присмотрела себе лошадку. Хочу купить, – сказала Верити. – У меня уже давно не было собственной лошади. Я соскучилась.
Гвен не удержалась и выразила удивление:
– Боже, откуда у тебя такие деньги?
– О, у меня есть содержание.
Лоуренс отвернулся и стал гладить одну из собак.
– Я и не догадывалась, что оно такое щедрое.
Верити сладко улыбнулась:
– Лоуренс всегда заботился обо мне, неужели теперь перестанет?
Гвен пожала плечами. Если Лоуренс всегда будет таким щедрым, Верити, наверное, никогда отсюда не уедет.
– Но ты должна хотеть выйти замуж и завести собственный дом.
– Должна?
Гвен не знала, как ее понять, но, когда Верити ушла, решила обсудить эту тему с Лоуренсом.
– Мне кажется, Верити не стоит оставаться под впечатлением, что она может всегда жить с нами. У нее есть дом в Англии.
Лоуренс глубоко вдохнул:
– Гвен, она моя сестра. Ей там одиноко. Что я могу сделать?
– Ты можешь побудить ее жить собственной жизнью. Когда родится ребенок…
Он не дал ей договорить:
– Когда родится ребенок, я уверен, она оживится и будет тебе помогать.
Гвен состроила недовольную мину:
– Я не хочу, чтобы она мне помогала.
– Но твоя мать далеко, и тебе нужен кто-нибудь.
– Я лучше попрошу Фрэн.
– Боюсь, мне придется настоять на своем. Верити уже обосновалась здесь, и я вовсе не уверен, что твоя кузина, как бы очаровательна она ни была, именно тот человек, который тебе подойдет.
Гвен проглотила злые слезы:
– Я что-то не припомню, чтобы со мной советовались по поводу «обоснования» здесь Верити.
У Лоуренса дернулся мускул на щеке.
– Прости, дорогая, но это не тебе решать.
– А что заставляет тебя думать, будто Верити именно тот человек? Мне не нужна ее помощь. Это мой ребенок, и мне нужна Фрэн.
– Полагаю, ты согласишься, что это наш ребенок. – Лоуренс усмехнулся. – Если, конечно, он не появился в результате непорочного зачатия.
Гвен бросила на стол салфетку и резко встала:
– Так нельзя, Лоуренс, правда нельзя!
Она побежала в свою комнату, скинула туфли и в порыве гнева швырнула их о стену, после чего разрыдалась. Потом задернула шторы, сняла платье, бросилась на кровать и уткнулась носом в подушку. Через некоторое время, видя, что Лоуренс не приходит, она залезла под одеяло и, жалея себя, натянула его на голову, как делала в детстве. Мысль о доме вызвала новый прилив слез, и Гвен плакала, пока у нее не защипало глаза.
Она вспомнила, как накануне спросила у Навины, почему та не была айей и Верити тоже.
Навина замялась:
– Более молодая женщина. Более сильная.
– Но ты хорошо знаешь Верити?
Старая айя как-то неопределенно покачала головой:
– И да и нет, леди.
– Что ты имеешь в виду?
– Вы встречаете с ней трудности. Когда была девочкой, она все время делала проблемы.
Подумав об этом теперь, Гвен еще сильнее захотела, чтобы Фрэн была здесь, когда родится ребенок.
Прошло еще немного времени, и она услышала стук в дверь, а потом голос Лоуренса:
– С тобой все в порядке, Гвендолин? – (Она утерла глаза одеялом, но не ответила. Это, правда, было нечестно, и теперь она выглядела дурой. Гвен решила не разговаривать с ним.) – Гвендолин? – (Она шмыгнула носом.) – Дорогая, прости, я был резок.
– Уходи!
Она услышала, как он подавил смешок, а потом, несмотря на свое прежнее решение, рассмеялась, заливаясь при этом слезами. Когда Лоуренс открыл дверь, вошел и сел на кровать рядом с ней, она протянула к нему руку.
– Гвен, я люблю тебя. Я не хотел тебя обидеть.
Он вытер ее лицо и стал целовать влажные щеки, потом задрал на ней сорочку и перевернул ее на спину. Она смотрела, как он снимает ботинки и брюки. Он был такой мускулистый и загорелый, что она всегда возбуждалась, видя его обнаженным. Когда он снял через голову рубашку, она почувствовала, как напряглись у нее груди и поджался живот. Она не могла скрывать своего желания, и это явно заводило его, а в ней самой разжигало страсть еще сильнее.
– Иди ко мне, – сказала Гвен и, не в силах больше ждать, протянула к нему руки.
Лоуренс усмехнулся, и она поняла, что он собирается растянуть удовольствие. Он положил теплую ладонь на едва заметную выпуклость ее живота и стал нежно его поглаживать, пока она не застонала. Потом поцеловал ее туда и, продолжая легонько, как бабочка крыльями, прикасаться губами к ее коже, стал двигаться вниз, пока его голова не скрылась у нее между ног.
Она, конечно, оказалась права. Он медлил, и в конце концов она почти зарыдала от облегчения.
Когда родители Гвен ссорились, ее отец никогда не говорил «прости», он как будто вообще не знал такого слова. Вместо этого он приносил матери чашку чая и печенье с орехами. Она громко смеялась. Это «прости» было намного лучше печенья, и если они с Лоуренсом всегда будут так мириться, может, стоит почаще ссориться?
Если не считать размолвки из-за Верити, Лоуренс был сама заботливость. Гвен приходилось не раз говорить ему, что пока она еще только ждет ребенка, хотя на самом деле была в восторге от его нежной заботы. В июле, после незначительной стычки по поводу разумности путешествия в ее состоянии, они отправились в Канди с Кристиной и еще одним приятелем, но не с мистером Равасингхе. Когда Гвен спросила Кристину, где Сави, та лишь пожала плечами и ответила, что он в Лондоне.
Праздничное шествие произвело на Гвен сильное впечатление, хотя ей приходилось цепляться за Лоуренса из страха, что ее затопчет если не слон, то толпа. В воздухе пахло цветами и благовониями, и ей приходилось время от времени щипать себя, чтобы проверить, не спит ли. Гвен, в платье для беременных, выглядела неброско в сравнении с эффектной Кристиной, одетой в струящийся черный шифон. Однако, несмотря на упорные попытки американки привлечь к себе внимание Лоуренса, тот, казалось, не проявлял к ней особого интереса, и Гвен почувствовала, что подозревать мужа в неспособности устоять перед чарами этой женщины было с ее стороны просто глупо.
