Утром Гвен послышался плач маленькой девочки. Она не могла понять, произошло это во сне или в момент пробуждения. В любом случае она испытала шок.
Четыре ночи подряд Гвен просыпалась, дрожа и задыхаясь от страха, после чего приняла решение и позвала к себе Навину. Переходя от вспышек гнева к чувству вины, от которого сердце чуть ли не останавливалось, Гвен начала понимать, что отсутствие Лиони влияет на нее сильнее, чем присутствие Хью. Ей нужно было унять смятенные чувства, и она решила: если она узнает, что о девочке заботятся хорошо, то и сама сможет успокоиться. Навине эта идея не понравилась, пришлось уговаривать ее, чтобы она выполнила просьбу хозяйки. Добившись своего, Гвен стала ждать момента, когда Лоуренс и Верити уедут из дому. А до тех пор, понимала она, ночные кошмары не отступят и плач маленькой девочки не умолкнет.
Она дождалась, и в назначенный день, когда и Лоуренс, и Верити остались ночевать в Нувара-Элии – Лоуренс отправился в Горный клуб сыграть несколько партий в покер, а Верити – повидаться со старой подругой, – Гвен собралась в дорогу. Она подумала о Лоуренсе, как тот сидит в мужском клубе. Один раз она заглянула туда и увидела мрачный интерьер, украшенный кабаньими головами, чучелами рыб и картинами со сценами охоты. Контраст между этой обстановкой и тем, что собиралась сделать она, не мог быть более разительным.
– Но, леди, это опасность! – причитала Навина, заворачивая Хью в одеяло. – Вдруг что-то выйдет неладно.
– Просто делай, как мы договорились.
Сингалка понурила голову.
Поверх своего платья Гвен надела старую накидку Навины, но все равно дрожала на прохладном предрассветном воздухе. Чтобы скрыть лицо, она надвинула на лоб капюшон, обмотала вокруг плеч черную шаль и утопила в ней подбородок.
– Повозка стоит сбоку от дома. – Навина смущенно взглянула на хозяйку. – У вас есть деньги, леди?
Гвен кивнула:
– Думаю, пора ехать. Скоро совсем рассветет. Я заперла дверь и оставила записку дворецкому, чтобы меня весь день не беспокоили.
Она говорила уверенно, но на самом деле изрядно трусила. Они выскользнули из дому через боковую дверь, там в сизоватом сумраке стояла запряженная волом повозка. Сжав зубы, Гвен залезла под сплетенный из пальмовых листьев полог, натянутый на изогнутые в виде обручей тростниковые стойки. Сердце билось о ребра, ее бросило в жар, руки затряслись; жесткое сиденье из досок встретило неприветливо. Навина передала ей Хью в корзине, а сама села впереди и щелкнула поводьями. Вол фыркнул, и повозка медленно покатилась.
Никто их не видел.
Под навесом пахло пóтом, дымом и чаем. На подъеме в гору Гвен оглянулась, взяла спящего малыша на руки и прижала к себе. Как же ей хотелось перестать тревожиться о его сестре! В доме загорались огни, едва заметные сквозь собравшийся в низине туман. «Скорее, – думала Гвен, – скорее». Но воловья повозка не слишком быстрое средство передвижения, и, пока они тащились до гребня холма, Гвен нервничала. Хью тихонько захныкал, и она стала сюсюкать над ним, как обычно делают матери.
Наконец они оказались на перевале. Отсюда дом выглядел совсем крошечным, толком не разглядишь, а когда повозка выехала на большую дорогу, и вовсе скрылся из виду. Разгорался новый день, небо стало золотистым, а туман рассеялся, явив глазам ясное свежее утро. Они ехали и ехали. Казалось, конца не будет холмам с округлыми вершинами, засаженными длинными рядами чайных кустов.
Гвен покрутила плечами, чтобы снять напряжение. Но вот они отъехали от плантации, и дышать стало немного легче. Птицы защебетали на разные голоса; аромат жасмина, диких орхидей и мяты дарил наслаждение. Гвен закрыла глаза.
Вчера она выносила Хью в сад. После уже привычно дождливого утра распогодилось и потеплело. Бедному малышу, измученному бессонными ночами и беспокойными днями, нужно было погреться на солнышке, как и ей самой. Однако в уголках сада, где свет встречался с тенью, Гвен остро ощущала присутствие маленькой девочки, и Хью начал плакать. Он вытягивал крошечные ручки, кулачки его сжимались и разжимались, как будто он тянулся к чему-то, что непременно должно было быть там.
Гвен вздохнула и откинулась назад, а повозка катилась и катилась. Хоть колеса у нее были деревянные и довольно неуклюжие с виду, ехала она по дороге довольно плавно. Через некоторое время откуда-то пахнуло лимоном. Это привлекло внимание Гвен. Она еще раз глубоко вдохнула, и печаль начала рассеиваться, а тяжесть в груди ослабла. Казалось, это ее первый свободный вдох с того дня, когда родились близнецы.
– Мы сейчас свернем, леди, – оглянувшись через плечо, предупредила Навина.
Гвен кивнула, но едва не слетела с жесткого сиденья, когда повозка, содрогаясь и подскакивая, покатилась по разбитой боковой дороге. Наклонившись вперед, Гвен выглянула наружу: сперва увидела камни и ямы под колесами, потом – темные деревья, высившиеся по обеим сторонам дороги.
– Не смотрите туда, леди.
– Почему? Там ведды?
Лоуренс рассказывал ей о древних насельниках цейлонских лесов, которых сингалы называли веддами; слово это, насколько поняла Гвен, означало, что это дикие, нецивилизованные люди. Вспомнив при этом гротескную маску, Гвен испугалась.
Навина покачала головой:
– Там живут злые духи.
– О, ради бога, Навина! Неужели ты в это веришь?
Гвен видела спину сингалки и ее голову, которая описывала в воздухе узенькие восьмерки. Ни одной из женщин не хотелось продолжать этот разговор. Стоявший у края дороги самбхур настороженно поднял голову и замер в неподвижности. Могучее животное карамельного цвета смотрело прямо на Гвен нежными теплыми глазами, красиво изогнутые рога придавали ему величавость. Не теряя царственного спокойствия, он проводил повозку взглядом.
В лесу было тише, чем она ожидала. Скрип колес служил единственным аккомпанементом к их поездке. Углубившись в свои мысли, Гвен не заметила, как Навина сменила направление. Появились деревья другого вида – с поникшими кронами, на борт повозки вспрыгнула обезьяна, уцепилась за него, широко расставив пальцы, и уставилась на Гвен. Пальчики на лапках и ногти у нее были черные, а злобные глазки смотрели совсем по-человечьи, что поразило Гвен.
– Это пурпурная обезьяна. Она не тронет, – успокоила ее Навина, оглянувшись назад.
Еще немного дальше деревья поредели, и откуда-то потянуло запахом горящего угля. Гвен услышала вдалеке голоса и спросила у Навины, не добрались ли они до места?
– Еще нет, леди. Скоро.
Растительность тут была негустая и низкорослая, и ухабов под колесами стало меньше. Они поехали чуть быстрее, наконец за поворотом дорога вышла к крутому берегу реки и потянулась вдоль него. Гвен глянула вниз, на воду, она была чиста и прозрачна, на поверхности плясали зелеными пятнами отражения росших на противоположном берегу деревьев. В воздухе здесь пахло по-другому, не только землей и растительностью, но и еще чем-то пряным. Земля по бокам от спустившейся к берегу дороги была усеяна мелкими, похожими на маргаритки цветочками, впереди виднелись заросли увешанных незрелыми плодами диких фиговых деревьев, а за ними, где река расширялась, стояли и как будто дремали, погрузившись по уши в воду, два слона.
