Когда она вернулась в сыродельню, чистая и готовая снова взяться за дело, появилась Навина с Хью, который, вытаращив глазенки, громко кричал.
Аппу стоял у двери кухни и с кривой усмешкой наблюдал за происходящим. Он не мог открыто высказать возражения против хозяйской затеи, но, когда Гвен изложила ему свой план, на его лице ясно выразилось неодобрение.
Наконец Хью был накормлен, Навина забрала его в детскую, и Гвен принялась за работу.
Мальчик-слуга отнес вторую кастрюлю с молоком на кухню – хозяйка открыла и закрыла дверь. Аппу проследил за подогревом, а Гвен спустилась на три террасы вниз к озеру в ожидании, когда молоко остынет. Она села на скамейку, посмотрела вверх на пухлые белые облака и стала следить за набегающими на берег волнами, слушая пение птиц. Кожу освежал легкий ветерок, день был прекрасный. Вдруг слева от нее скрипнула дверь, Гвен обернулась – из лодочного сарая выходил Лоуренс.
– Что ты там делаешь? – крикнула она. – Я думала, ты уже на фабрике, раз погода улучшилась.
– Это сюрприз.
– Для меня?
– Нет, для жены бригадира! – (Гвен насупилась.) – Конечно для тебя. Иди взгляни. – Он распахнул дверь сарая.
Она вошла и огляделась.
Старое неказистое строение было приведено в порядок. Внутри все покрасили, и темный сарай превратился из склада редко используемых вещей в симпатичный домик. Широкое окно с видом на озеро сверкало, новые занавески трепетали на ветру, а на столике из атласного дерева, стоявшем перед большим, хотя и потертым диваном, красовался букет свежих оранжевых бархатцев. Лоуренс наклонился и поцеловал жену в щеку, потом сел на диван, положил ноги на заново обтянутый тканью пуфик и устремил взгляд на воду.
– А лодка? – спросила Гвен.
– Внизу, залатана, покрашена и готова к отплытию в закат. Это мой способ извиниться за свою глупость. Я недооценил, как утомительно иметь на руках новорожденного ребенка. Тебе нравится?
– Очень мило. Но как ты все это сделал так, что я ничего не заметила?
Лоуренс подмигнул ей и постучал пальцем по носу.
– Ну что ж, я в восторге.
Гвен села рядом с ним на диван, и он обнял ее одной рукой. Вид сверкающей на солнце воды и пение птиц, доносившееся сквозь открытое окно, успокаивали.
– Я хотел поговорить с тобой, Гвен.
Она кивнула, однако, не зная, о чем пойдет речь, слегка встревожилась.
– О Кэролайн.
– О?
– Я говорил тебе, что она была не в себе, но, полагаю, ты ни от кого не слышала, что она утонула.
Гвен ахнула, прикрыла рот ладонью и покачала головой.
Лоуренс запустил руку в карман, достал оттуда сложенный листок бумаги и расправил его.
– Я попросил слуг не говорить с тобой о ее смерти, но, думаю, тебе нужно увидеть это.
Он передал листок Гвен.
Мой дорогой Лоуренс,
я знаю, ты этого не поймешь и, наверное, никогда не простишь меня, но для меня просто невыносимо и дальше терпеть боль, которую я испытываю после рождения Томаса. С тех пор как он появился на свет, в меня будто вселился дьявол. Дьявол, который помрачает мой разум и лишает меня покоя. Это ад, какого я в жизни не могла себе представить. Я не вижу иного выхода, кроме этого. Прости меня, любовь моя, но я не могу оставить бедняжку Томаса без материнской защиты. А потому, и это ужасно меня печалит, я решила, что он должен уйти со мной, вместе мы обретем мир. Да простит меня Господь. Когда меня не будет, найди себе новую, лучшую жену, Лоуренс, дорогой, я не возражаю. На самом деле я молюсь об этом.
Не вини себя.
Твоя Кэролайн
Закончив чтение, Гвен сглотнула подкативший к горлу ком. «Это не моя трагедия, – сказала она себе. – Нужно не распускаться и помочь Лоуренсу».
– Мне было нелегко, – сказал он и немного помолчал. – Сперва родители, потом Кэролайн.
– И ребенок, – добавила Гвен.
Лоуренс медленно кивнул, не глядя на нее:
– А потом – окопы, хотя в каком-то смысле война принесла облегчение. Некогда было думать о прошлом.
Гвен подавила горькие слезы:
– Кэролайн, наверное, очень терзалась чем-то, раз решила убить себя. – (Лоуренс откашлялся, покачал головой и мгновение, казалось, не решался заговорить.) – Это случилось на озере?
Гвен ждала.
– Нет. Вынести это было бы еще труднее.
Вполне понятно, хотя, впрочем, где бы это ни случилось, ужас не меньше. Разве что озеро после такой трагедии уже никогда не казалось бы прекрасным.
– Почему она так поступила, Лоуренс?
– Сложно сказать… Даже доктор не знал, что делать. Он говорил, некоторые женщины никогда не приходят в себя после родов, я имею в виду – психически. Она была сама не своя. Почти не могла заботиться о ребенке. Я пытался разговаривать с ней, понимаешь, чтобы успокоить, но все напрасно. Она просто сидела, уставившись на свои руки, и дрожала.
– О Лоуренс!
– Я чувствовал себя таким беспомощным. С этим было никак не справиться. Навина взяла на себя почти все, кроме кормления. В конце концов врач предложил клинику для душевнобольных, но я испугался, что она в результате окажется в каком-нибудь ужасном сумасшедшем доме. Не могу простить себе, что не отправил ее лечиться.
Гвен прислонилась к его плечу:
– Ты не знал.
– Я мог спасти ей жизнь.
Она нежно погладила его по щеке, потом отстранилась и, взяв мужа за обе руки, вгляделась в его лицо:
– Мне очень жаль, Лоуренс.
– Ребенок должен приносить счастье, но для нас… – Он замолчал.
– Ты не обязан говорить мне.
– Я так много всего хотел бы сказать, но не могу.
– Одного не пойму. Что она имела в виду, когда написала: «Не могу оставить бедняжку Томаса без материнской защиты»? Не могла же она не понимать, что ты позаботишься о сыне?
Лоуренс молча покачал головой.
Наступила долгая пауза.
– Иногда лучше просто выплакаться, – наконец сказала Гвен, видя страдание на лице мужа.
Лоуренс моргнул, челюсть у него задрожала, из глаз медленно потекли слезы, но он не издал ни звука. Гвен поцеловала его влажные губы и вытерла руками щеки. Лоуренс был сильным и гордым и редко давал волю слезам, но она уже во второй раз видела его плачущим.
– Как вообще человек может оправиться после такого удара? – сочувственно проговорила Гвен.
– Время помогает и работа, а теперь у меня есть вы с Хью.
– Но что-то ведь осталось?
– Да, наверное. – Лоуренс устремил взгляд поверх плеча Гвен, затем перевел глаза на нее. – Это ужасно повлияло на Верити. Она боялась выпускать меня из виду.
