Они шли молча, тишина между ними все разрасталась. Гвен полной грудью вдохнула влажный воздух и, переполненная чувствами, возблагодарила Господа за то, что не открылась Лоуренсу. Новости, принесенные Кристиной, вкупе с правдой о Лиони доконали бы его. На середине подъема они остановились и посмотрели друг на друга, будто ища ответов, или если не ответов, то хотя бы проблеска чего-то, что могло бы помочь им найти выход из создавшегося положения. Лоуренс первым отвел взгляд.
Гвен посмотрела на собирающиеся в небе тучи, и сердце у нее глухо застучало.
– Я не знаю, чем все это обернется для нас, – сказал Лоуренс.
Пуаза тянулась долго, и Гвен закусила губу, боясь высказать все свои опасения. Муж взял в ладони ее руки:
– У тебя пальцы холодные.
Она кивнула, и они прошли еще немного. Наверху остановились и повернулись лицом к открывшейся панораме. Гвен впитывала в себя лаймовую зелень влажных чайных кустов, любовалась фигурками сборщиц чая в вишневых, оранжевых и фиолетовых сари, ухоженным садом и их прекрасным воздушным домом. Все это было окружено такой заботой. Лоуренс объяснил ей, что, если не подстригать кусты, они превратятся в деревья. Гвен вгляделась в даль сквозь мерцавший от солнечных лучей, отраженных поверхностью воды, воздух и попыталась представить, как выглядели бы эти холмы, если бы посадки одичали.
Лоуренс наклонился, сорвал несколько бархатцев и протянул ей.
Гвен вдохнула запах цветов и подумала об их доме и совместной жизни. Как они плавали по озеру на лодке, как их одолевали мухи в жаркие месяцы, как мотыльки вились вокруг зажженных свечей. Жизнь, наполненная смехом. Она прислушалась к доносившимся из окон кухни звукам – кто-то играл на свирели.
Деревья закачались от прохладного ветра под все сильнее хмурившимся небом. Супруги стояли молча. Когда выносить молчание стало уж совсем невмоготу, Гвен сглотнула ком в горле, и с ее языка сорвались слова, которых она вовсе не хотела говорить:
– Кристина сказала, что я тебя не понимаю. Почему?
– Не представляю.
– Она говорила о твоей привязанности к ней или о плантации? Нам придется ее продать?
– Кроме дружбы, меня ничто не связывает с Кристиной. – Лоуренс на секунду умолк, а потом заговорил снова, на этот раз с надрывом: – И продадим мы что-нибудь только через мой труп.
– Мы не потеряем наш дом?
– Нет. – Он вздохнул. – В любом случае где мы найдем покупателя? А даже если таковой отыщется, цена будет смехотворной.
– Так что же нам делать?
– Не в первый раз нас припирают к стенке. В тысяча девятисотом, когда спрос на чай был ниже объема произведенного товара, цена в Лондоне упала с чуть больше восьми пенсов за фунт до меньше семи. Некоторые плантаторы разорились. Мой отец нашел способ улучшить методы выращивания чая и сумел снизить затраты на производство. Но, кроме того, он нашел новые рынки сбыта. Одним была Россия, а другим – хочешь верь, хочешь нет – Китай. Через три года экспорт вырос.
– Значит, нам снова нужно это сделать?
– Не обязательно, – пожал плечами Лоуренс.
– Мы можем урезать расходы, – предложила Гвен. – Затянуть пояса.
– Само собой. Если можно сократить какие-то домашние траты, сделай это.
Вероятно, урезание расходов на хозяйство станет не более чем каплей в море, даже если она будет строжайшим образом контролировать семейный бюджет, но раз это приобрело значение, Гвен решила оправдать доверие мужа.
– Придется продать машину Верити, – сказал Лоуренс.
– О боже, она так любит свой маленький «моррис коули»! – воскликнула Гвен, подумав про себя, что только благодаря этой симпатичной машинке королевского синего цвета Верити не болтается все время у них под ногами.
– Может, и любит. Но мне придется урезать и ее содержание, хотя нужно преподнести ей эту новость мягко. – (Гвен глубоко вдохнула.) – План по расширению школы для детей, живущих на плантации, придется отложить. Пока ее посещают меньше половины всех детей. Я хотел улучшить ситуацию.
Кроме их шагов и птичьих криков, не было слышно ни звука, природа замерла в напряженной тишине, будто растянутая на раме ткань. В голове Гвен боролись друг с другом противоречивые мысли, и с Лоуренсом, как она догадывалась, происходило то же самое, однако несколько минут они не произносили ни слова.
– Дело в том, Гвен, – наконец заговорил Лоуренс, – что мне придется уехать.
Гвен замерла:
– Правда?
– Думаю, да. Сперва в Лондон, потом в Америку. Мы можем не продавать акции медных копей, но мне нужно выгадать время, чтобы найти средства на новую плантацию. И если вдобавок ко всему упадут цены на чай…
– Это произойдет?
– Может произойти. В любом случае я хотел бы присутствовать на следующем лондонском аукционе, хотя они и проходят со скандалами. Подозреваю, нас в ближайшее время будет лихорадить.
По спине Гвен пробежал холодок. Они прошли оставшиеся до фабрики несколько ярдов.
– А что будет с Хью?
– Ну, ему пока не исполнилось и четырех, так что, я уверен, ситуация выправится к тому моменту, как он отправится в начальную школу в Англию.
Гвен поцеловала мужа в щеку:
– Мы переживем трудные времена, Лоуренс, и сделаем это вместе. – (Он не ответил.) – Когда ты уезжаешь?
– Послезавтра.
– Так скоро?
Лоуренс тяжело вздохнул:
– Ты ведь в порядке? Тебе придется отвечать за все. Если пока не чувствуешь в себе сил, просто скажи. Тогда за дела возьмется Верити.
– Я достаточно хорошо себя чувствую.
– Отлично. Именно на такой ответ я и рассчитывал. Ты, конечно, будешь распоряжаться совместно с Макгрегором.
По пути к дому Гвен думала о Хью: когда ему исполнится восемь, его отправят учиться в Англию. Как это жестоко по отношению к маленькому мальчику! А тем временем тихий голосок на дальнем плане сознания шептал: какая же ты лицемерка, Гвен. Потом она подумала, каким испытанием для нее станет ответственность за плантацию и хозяйство. Да, она поправилась, но придется постоянно общаться с Макгрегором и держать в узде Верити.
Золовка как раз вернулась домой и парковала свой «моррис». Когда она вылезла из машины, Гвен жестом подозвала ее к себе:
– На пару слов, если у тебя есть минутка.
– Конечно. Это насчет краха биржи? В Нувара-Элии все только об этом и говорят.
– Еще бы! Лоуренс уезжает и оставляет меня за хозяйку на время своего отсутствия. Думаю, будет лучше, если в такое трудное время мы все будем заодно.
– Куда он едет?
– В Лондон, а потом в Америку.
– Ну и ну! Значит, его не будет много месяцев.
