– В чем дело? – потребовал ответа Лоуренс. – Что ты сказала насчет Хью?
Верити подняла глаза и закусила губу:
– Мне очень жаль.
Бедняжка была так бледна, что Гвен посочувствовала ей, но она не слышала сказанных ею слов, а Лоуренс, судя по его лицу, слышал. Он подошел к сестре и, взяв за обе руки, поднял с кресла:
– Повтори это, Верити! Повтори, чтобы Гвен слышала. – Лоуренс отпустил ее, и она рухнула в кресло, уткнув лицо в ладони. Верити молчала, и он опять заставил ее встать. – Скажи это. Скажи! – твердил он, багровея; она мгновение глядела на него, потом попыталась дрожащими руками закрыть лицо. – Боже, ты скажешь сама или я вытрясу из тебя это!
– Мне очень жаль. Мне очень жаль.
– Что такое? – Гвен шагнула вперед.
Верити понурила голову:
– Это сводит меня с ума. Не могу простить себя. Я люблю его, понимаете? Вы должны мне верить.
– Я не понимаю, – сказала Гвен. – Это о Сави Равасингхе? Ты что-то с ним сделала? – (Верити покачала головой.) – Что, Верити? Ты меня пугаешь.
– Скажи ей! – рявкнул Лоуренс; последовала пауза, Верити что-то мямлила. – Громче!
– Хорошо! – взвизгнула она, а потом очень громко, напирая на каждое слово, проговорила: – Я не возила Хью на прививку от дифтерии!
Гвен нахмурилась:
– Но как же так? Ты возила! Разве не помнишь? У меня жутко разболелась голова, и ты поехала.
Верити покачала головой:
– Ты меня не слушаешь.
– Но Верити…
– Я не возила его. Ты что, не понимаешь? Я не возила его! Не возила!
Верити зашмыгала носом, и Гвен почувствовала, что кровь отхлынула от ее лица.
– Но ты сказала, что сделала это, – глухим голосом произнесла она.
– Я поехала к Пру Бертрам и взяла с собой Хью. Там собралась компания. Мы напились, и я забыла.
Лоуренс едва сдерживался, чтобы не ударить ее. Он сжал руку в кулак и стукнул им по спинке дивана. Верити попыталась схватить его руку, но он оттолкнул ее:
– Убирайся! Видеть тебя не могу!
– Прошу тебя, не говори так. Пожалуйста, Лоуренс!
Гвен задышала часто и неглубоко. Неужели это правда? Комната поплыла у нее перед глазами, предметы потеряли очертания, фигуры Лоуренса и Верити слились с окружающей обстановкой. Гвен встряхнула головой.
– Почему ты не сказала? Можно было сделать прививку в другой раз, – заявил Лоуренс.
Верити принялась обкусывать ногти:
– Я боялась. Ты разозлился бы на меня. Вы оба разозлились бы.
Гвен стояла неподвижно, задыхаясь от ярости. Все ошеломленно молчали, и Гвен понимала: нужно сдержаться, иначе потом она пожалеет о том, что натворила. В ее душе бушевала буря, и все же она заметила застывший в глазах Лоуренса ужас.
– Значит, мой сын едва не умер из-за того, что ты напилась? – ледяным тоном проговорил он и уставился на свою сестру, которая снова залилась слезами. – И вместо того чтобы сказать нам правду, ты поставила под угрозу жизнь Хью! Ты знаешь, как опасна эта болезнь?
– Знаю. Знаю. Я думала, с ним ничего не случится. И так и было, верно? Простите меня. Мне очень жаль.
– Почему ты теперь говоришь нам об этом?
– Никак не могу забыть. Я не могла спать из-за этого. И когда увидела больную местную девочку, это напомнило мне о болезни Хью… Я не могла этого вынести.
Гвен сверкнула на нее глазами:
– Ты не могла этого вынести? Ты хоть представляешь, что значит потерять ребенка?
Потом, оставив попытки сдержать себя, она кинулась на свою золовку и стала с безнадежным отчаянием колотить ее кулаками по спине. Верити съежилась и прикрыла голову руками. Гвен разжала кулаки, руки ее безвольно опустились, она прерывисто задышала, и наконец из ее груди вырвалось сдавленное рыдание. Лоуренс тут же подошел к ней, и она покорно позволила ему увести себя. Она села на диван и начала раскачиваться взад-вперед, а он позвонил в колокольчик, вызывая слуг.
Всем существом Гвен овладела новая мысль. Через несколько мгновений она подняла глаза:
– Мой рецепт. Это ты изменила его, Верити?
Та вдруг закричала и заплакала одновременно:
– Ты здесь чужая! Это мой дом! Я не хотела, чтобы ты хозяйничала здесь!
Лоуренс обмер, лицо его исказилось мукой.
– Ты могла убить ее, – еле слышным голосом произнес он.
Гвен зажмурилась и услышала, как Лоуренс велел своей сестре убираться из дома и не ждать от него больше ни пенни.
Второе неприятное открытие было сделано через неделю, по прошествии семи нелегких дней. Был конец октября. Скоро пойдут дожди. Лоуренс надолго уходил из дому гулять с собаками и возвращался очень поздно. Гвен возмущала его способность сбегать от царившей в доме атмосферы обреченности. Она хотела, чтобы Верити ушла от них, но не так, и ее настолько потрясла открывшаяся правда, что она не могла с упреком произнести: «Я же тебе говорила». Она злилась на Верити и в то же время жалела ее: что теперь с ней будет? Эта мысль не давала Гвен покоя, и среди всего этого сумбура она так и не нашла в себе сил спросить Лоуренса о случайно подслушанном в Нью-Йорке телефонном разговоре. Утешало ее лишь сознание того, что они не скоро снова встретятся с Кристиной.
Доктор Партридж стоял у окна в тихой детской и смотрел на озеро:
– Какой прекрасный вид! – Он подошел к Гвен, сидевшей на стуле рядом с кроватью и державшей Лиони за руку в ожидании диагноза.
Она позвонила Партриджу, как только заметила, что осанка девочки изменилась, но доктор был в отъезде и смог приехать только сейчас.
Он поднял руки Лиони, а когда отпустил, они сами собой упали. То же случилось с ногами. Потом проверил коленные и лодыжечные рефлексы. Реакции почти никакой. Партридж кашлянул, повернулся к Гвен и знаком подозвал ее к окну. Она встала, оглянулась на Лиони, которая лежала, уставившись в потолок.
– Новости неважные, – понизив голос, сказал доктор. – Боюсь, ее состояние вызвано не тем, что я предполагал сначала.
Гвен взглянула на озеро и попыталась через силу улыбнуться:
– Но в прошлый раз, когда вы ее осматривали, то сказали, что с ней все будет хорошо.
– Это не недостаток питания.
Улыбка застыла на губах Гвен.
– Но она поправится?
– Полагаю, у этой девочки болезнь, вызывающая общее истощение организма. Бывает ли, что ей трудно дышать? Или, может, она болела какими-то респираторными инфекциями? – (Гвен кивнула.) – И вы сказали, у нее изменилась осанка? – (Закусив губу, Гвен молчала.) – Трудно быть до конца уверенным, но я думаю, что деградация позвоночника вызывает истощение мышц. – (Гвен закрыла ладонью рот.) – Мне очень жаль.
