— Не понимаю, — пожал плечами Виктор. — Зачем всё это, если безупречный Воин может смыться из любых пут, пройдя через страну Токоё?
Сихан усмехнулся.
— Тот, кто часто ходит через страну Токоё, однажды рискует остаться в ней навсегда. К тому же для того чтобы творить магию, иной раз может не оказаться достаточного количества личной силы. Поэтому в основном приходится рассчитывать только на то, чего ты можешь достичь без ее применения.
* * *
Есть такое французское выражение — «дежавю». Это когда какое-то событие, уже имевшее место быть, в точности повторяется через некоторое время.
Всё это уже было. Когда-то давно. И, конечно, не с ним.
Но вспоминалось оно как собственное давно забытое прошлое…
Виктор нажал на кнопку. Страница перевернулась.
«Великое дело для страны — путь жизни и смерти. Нельзя недооценивать то, что составляет основу безопасности страны. Нельзя ценить высокие истины и потому презирать пользу воинов.
А потому тот, кто может правильно разобраться в пяти делах и семи расчётах, держать в руках сердце ополчения и проводить в исполнение планы, кто сочетает в себе ум, гуманность, верность слову, храбрость и строгость, кто сочетает выгоды неба, земли и людей, — не тот ли победит любого противника несчётное число раз? Как такому оказаться на грани гибели?
Такие люди встречаются редко. Это мы можем знать по тому, как Сунь-Цзы добился знатности. Ведь, будучи изначально самого низкого происхождения, он повёл за собой всю Поднебесную…»
Книга называлась «Бансэнсюкай», что в переводе означает «Десять тысяч рек впадают в море».
Знаменитая на весь мир энциклопедия ниндзюцу, за три с половиной века так и не переведенная ни на один из европейских языков.
Классическое наставление по искусству шпионажа, выживания и убийства.
«Суть боя в том, чтобы пользоваться Пустотой. Как можно быстрее атаковать противника там, где он того не ждёт, разгадать его принципы. И сколько бы планов ни было, если не использовать искусство синоби, тайные замыслы противника не узнать!»
[56]
Всё это уже читалось когда-то.
Причем именно в таком положении.
И, возможно, в этом же месте.
Его руки и ноги были изломаны в суставах под самыми невероятными углами. Изломаны — и зафиксированы стальными манипуляторами с мягкими прокладками на внутренних сторонах клешней. Правда, это помогало мало. Иногда манипуляторы разжимались. Тогда приходил очкастый японец и накладывал мазь на места контакта тела с клешнями. Несмотря на мягкие прокладки, манипуляторы все равно оставляли на конечностях припухшие багровые следы. Но очкастый, оказывается, был крупным специалистом и по древнему коппо-дзюцу
[57]
, и по современному сэйтай
[58]
и туго знал своё дело. Примерно через полчаса припухлости сходили на нет, хотя красные следы на коже оставались. И вокруг этих следов снова сжимались клешни.
Под большим пальцем левой руки Виктора находилась кнопка для вызова персонала, которая ломалась слишком часто, для того чтобы это было случайностью. Вследствие чего вызываемый персонал появлялся в одном случае из пяти.
Под большим пальцем правой руки находилась кнопка для переворачивания страниц книги, висящей перед носом на специальной подставке, — тонкий, деликатный манипулятор, чутко реагируя на нажатие, осторожно перетаскивал страницы с места на место так, словно они были хрустальными.
Эта кнопка работала безотказно. Но читать не хотелось.
Хотелось выть от безысходности.
Нет ничего хуже для нормального здорового мужика, чем целыми днями валяться на койке без движения. При этом словно со стороны наблюдая своё тело искорёженным, словно после нешуточной автомобильной аварии.
Хотя нет. Если человека так изломает при аварии, вряд ли он сможет потом что-либо наблюдать. Разве что только с того света.
Использовав кучу разной аппаратуры, очкастый японец сломал и вывернул всё, что можно было сломать или вывернуть. Даже пальцы на руках и ногах. Правда, сейчас, через завесу ультрасовременных анестетиков, боль была вполне терпимой. Гораздо страшнее было, когда шприцами вводили в суставы густую жёлтую массу, а потом растягивали размягчённые кости. По сравнению с этим второй этап — разработка связок под воздействием впрыскиваемой жидкости бледно-серого цвета — была детской забавой.
Тогда очкастый вивисектор утешал — мол, это всё ерунда. Вот в Средние века, когда не было шприцев и анестезии, процедуру проводили по живому, надрезая кожу и вдувая субстанцию в суставы через железные трубки. Сейчас, мол, кайф, лафа, стерильность и сплошная цивилизация, включая компьютерные технологии, реализованные в крабьих зажимах, строго в соответствии с введённой программой миллиметр за миллиметром растягивающих тело пациента в стороны, словно резиновую куклу.
Может, оно всё было и на пользу.
Может быть…
Но это только в романах и фильмах про суперменов герои принимают невзгоды и лишения с отполированной голливудскими стоматологами улыбкой, и несутся себе дальше спасать мир, который вечно попадает в какие-то передряги.
В жизни оно всё иначе.
В жизни порой накрывает депра, от которой не спасают висящие перед носом труды великих шпионов прошлого.
— Больно?
Виктор с трудом повернул голову на голос. Это было единственное движение, доступное ему в последние две недели.
И словно в зеркале увидел отражение себя в огромных девчачьих глазищах.
«Да уж, душераздирающее зрелище. Не глаза, а то, что в них отражается».
— Нормально, — буркнул Виктор, невежливо отворачиваясь. Не особенно в кайф валяться перед девчонкой в образе эдакого беспомощного уродца. Хоть бы простынёй прикрыли, садюги проклятые!
— Ты терпи, — серьёзно сказала девчонка. — Любое, даже абсолютное оружие нуждается в доведении до совершенства. Как и в уходе. Попробуй, это вкусно.
Виктор вздохнул и повернул голову обратно. Ох, мама дорогая, только не это! Опять рис!
— Это сладкие моти, — сказала девчонка, разламывая рисовую лепешку и поднося ко рту Виктора. — Их меня научила готовить мама…
