Глава 34
Я пулей несусь по коридору в комнату Брук.
Если моя гостевая комната похожа на сад, то ее – на солнечный день на море. Стены купаются в нежно-голубом с жизнерадостными всплесками желтого на покрывале и подушках. Я забираюсь под одеяло медового цвета и устраиваюсь рядом с сестрой. Она еще не спит. Откинувшись на подушку, смотрит на меня широко раскрытыми глазами.
– Лучшая вечеринка с ночевкой, – ровным голосом говорит она.
– Я успела к тому времени, когда пора надевать маски для сна?
Усмехнувшись, Брук теснее прижимается ко мне.
– Рада, что теперь ты знаешь, Эббс.
Желудок у меня завязывается в узлы, будто сам себя в косичку заплетает.
– Когда у меня будет финальная стадия, хочу, чтобы меня поместили в такое же учреждение, как папу.
Брук выставляет вперед подбородок.
– Нет.
– Что значит – нет?
– Я соглашусь на долгосрочный медицинский уход, но – на дому, – наставительно говорит она. – Хочу, чтобы ты находилась дома.
Я принимаю сидячее положение.
– Дома? У кого дома?
– У меня. У нас. Да какая разница?
– Для твоего будущего мужа и детей разница точно будет. – Я пронзаю ее горящим взглядом, пытаясь достучаться до разума. – Нельзя так делать, Брук. Мы же вместе с тобой были на сессии, посвященной чувству вины. Лично я все поняла. Ты не должна так поступать, потому что ни в чем передо мной не виновата.
Брук непреклонно скрещивает руки на груди.
– Ты неверно истолковала мои побуждения, Эбби. Я сама хочу это сделать.
– Ты же не представляешь, на что это будет похоже!
– Ради всего святого, Эбби! – вспыхивает она. – Я же для того исследование и проводила, чтобы все досконально разузнать. У меня информации на четырнадцати листах с двух сторон!
Меня пронзает острое чувство любви и признательности к сестре.
– Ладно. – Я беру ее за руку и переплетаю свои пальцы с ее. – Мы позже еще раз все обсудим. Мне нужно время на размышление.
– Договорились. Если в какой-то момент для тебя будет лучше или безопаснее жить где-то еще, я это устрою, обещаю.
– Уж не собираешься ли ты меня прикончить, а?
Брук смеется, и у меня внутри будто пружина распрямляется.
Услышав быстрый стук в дверь, мы отодвигаемся друг от друга. На пороге появляется мама, и мы втроем обмениваемся взглядом, говорящим: «Неужели это в самом деле происходит с нами?» Мама забирается под одеяло и уютно устраивается между нами, а я кладу голову ей на грудь. Она гладит меня по голове, проводя ладонью от затылка ко лбу, – это наш успокаивающий ритуал с тех пор, как я была маленькой.
Я поднимаю на нее глаза.
– В свете новых знаний ты жалеешь, что папа не рассказал тебе правду? Вместо того чтобы просто уйти?
Мы с Брук внимательно всматриваемся маме в лицо, а она невидящим взором глядит в пространство перед собой.
– Да. Я бы хотела, чтобы он рассказал мне все, как есть.
Я приподнимаюсь на локтях.
– Не думаешь, что тебе было бы трудно наблюдать за тем, как мы растем, и непрерывно гадать, не унаследовали ли мы ген?
– Трудно, конечно, – соглашается мама. – Но когда ваш отец ушел тем вечером, он ничего мне не объяснил. Сказал лишь, что ему очень жаль, и испарился. С тех пор я каждую ночь лежала в постели и мечтала, что он вернется и весь этот кошмар наконец закончится.
– И я тоже, – шепотом соглашается Брук.
Мама сжимает ей руку.
– В конце концов я поняла, что он никогда не вернется, и решила, что у него не все в порядке с головой, раз бросил двух таких замечательных девочек. Для меня страшнее всего была неизвестность. Неспособность помочь вам осознать произошедшее.
Я смотрю на нее в восхищении.
– Мам, ты суперженщина!
– Вот уж не знаю, – со смешком отвечает она. – Много раз я не выдерживала давления. – Она подтыкает нам одеяло. – Теперь я хотя бы узнала, почему он принял такое решение. Он надеялся таким образом избавить нас от страданий.
– Но мы же все равно страдали, – возражаю я.
– Верно. – Мама нежно целует меня в лоб. – Мне бы хотелось, чтобы он не решал за нас всех, какие страдания хуже, а какие нет.
Мы трое в безмолвном согласии теснее прижимается друг к другу.
– Вообще-то, – наконец, нарушает молчание мама, – я думаю, что проблему не решить побегом от нее.
Я тут же с подозрением поворачиваюсь к Брук.
– Ты рассказала маме о Бене, да?
Брук делает большие невинные глаза, и иного подтверждения мне не требуется.
– Синтия тоже мне об этом говорила, – примирительно сообщает мама.
– Ну, отлично! – Я со стоном откидываюсь на подушку. Но мама определенно права. Я бегу от болезни. От Брук. От Бена.
Мама берет мое лицо в ладони.
– Эббс, болезнь может не проявиться так и тогда, когда ты думаешь. И что тебе останется? Будешь одна и с разбитым сердцем, потому что сама того хотела?
Я смотрю на одеяло.
– Все так сложно.
По маминым щекам скатываются две слезинки.
– Верно. Всякий раз, как влюбляешься – не важно, больна ты или здорова, – есть риск, что тебе причинят боль. Однако страх – не повод упускать то, чего тебе действительно хочется.
Мы с Брук одновременно теснее прижимаемся к нашей несокрушимой маме.
Она целует меня в макушку.
– Болезнь Гентингтона – это лишь часть твоей жизни, Эббс, но не вся. Далеко не вся.
Крепко обнимая маму, я закрываю глаза. Она снова принимается успокаивающе поглаживать меня по голове, пока я не засыпаю.
* * *
Я вздрагиваю и просыпаюсь. Мама рядом со мной, а с другого ее бока негромко похрапывает Брук. Быстрый взгляд на часы на прикроватной тумбочке говорит мне, что я подремала не более часа. Сейчас всего начало одиннадцатого.
На цыпочках я выхожу из комнаты Брук в темный коридор. В доме так тихо, что даже простой чих будет воспринят как противотуманная сирена. Ощупью я пробираюсь в свою спальню, но свет не включаю. Скинув декоративные подушечки на пол, заползаю на кровать, где лежит в ожидании мой телефон. Именно из-за него я сюда и вернулась.
Ладони потеют от неуверенности, когда я открываю сообщения, присланные Беном за последние полчаса.
Бен: Решил, что ты должна это знать – на случай, если ты никогда больше не захочешь со мной разговаривать.
