— Да, Таисия, — покаянно опустила голову Грейс, — мне был ответ, что этот путь наиболее оптимален.
— Ну вроде ничего страшного, мама, ты ведь, считай, просто узнала брачную информацию для меня, а её и так мне сказали в фирме, — сказал Клиффорд, — хотя, конечно, сам факт…
— Нет, сынок, всё не так просто. Таисия — тот человек, который способен переломить ситуацию в нашей семье для того, чтобы твой отец стал главой рода. И было удобнее всего, чтобы она стала твоей женой, ведь у тебя как раз подходил крайний брачный возраст. Поэтому, когда ты обратился в фирму "Мужья и жёны — почти даром!", я сделала так, чтобы голосовой ассистент назвал её имя.
— Ты что сделала? — оторопел мой муж.
— Я подменила ответ, Клиффорд. Твоей самой оптимальной брачной партнёршей была названа другая девушка, гражданка Тауина.
— Грейс… — в ужасе проговорил Стивен.
— Прости, Стивен. Я поняла, что люблю тебя, и желаю тебе счастья. И другого пути ведь не было сделать тебя счастливым.
— О, Грейс… — Стивен взял её за руку.
А пока мой свёкор был так расстроган, я смотрела на мужа. Он сидел, стовно пыльным мешком из-за угла пристукнутый. И мне очень хотелось, чтобы его шок касался поведения его мамаши-уголовницы, а не тех сведений, которые она выдала в конце своих признательных показаний. Вот только один намёк с его стороны сейчас, что он жалеет о том, что сделала его мамочка, или что он хочет узнать имя этой идеальной для него тауинки — и я… Да я не знаю, что я сделаю! Но мало никому не покажется.
Однако лирический момент затянулся. Я не очень вежливо красноречиво кашлянула, напоминая, что тут, кроме одной влюблённой пары, есть и вторая. А Клиффорд протянул ко мне свою руку, взялся за мою и сказал:
— Вот даже не знаю, матушка, благодарить мне тебя или возненавидеть. За то, что ты сделала меня счастливым смертным — надо благодарить. А вот за то, что ты пошла по головам других людей ради эфемерного счастья твоего супруга, к которому он вообще-то мог бы и сам приложить старания… Ты наплевала на меня, на мою жену, на ту идеальную девушку, так и не встретившую твоего сына в своё время…
— Вот не пойму, Грейс, — в тон мужу сказала я, — если у тебя хватило пороха пойти на преступление и, как только что сказал Клиффорд, по головам других близких людей — какого, извините, драха, ты сама не разобралась с Дэниелом? Что — на это у тебя духа не хватило, бороться в открытую, глядя в глаза своему деверю? Лучше делать всё исподтишка? Ты понимаешь, что ты сейчас почти что всадила нож в сердце сына?
— Не драматизируй, Таисия, — вступился за жену Стивен, — всё ведь хорошо в итоге. А Клиффорд может взять себе и вторую жену.
— Зашибись, как вы славно придумали, — зло откинулась я на спинку кресла, — А у нас вы спросить забыли?
— Клиффорд, — обратился к сыну Стивен.
Но Клиффорд встал и сказал:
— И речи быть не может. Тася — моя жена. Единственная. И она меньше всех заслуживает того, что здесь сейчас выясняется. Завтра она уходит на войну! За нас! И если её там убьют, я никогда не вернусь в этот дом, можете быть уверены.
— Сынок, прости меня, — плакала Грейс, — я ведь совсем не ожидала, что вы с Таисией полюбите друг друга. Я думала, она нам поможет и останется на Земле, хорошо обеспеченная, а ты тут познакомишься с…
— Молчать! — пресекла я её излияния, — Предупреждаю, Грейс, если ты будешь продолжать поползновения женить Клиффорда вторично, моя месть будет очень разрушительна для тебя.
— Но я уже познакомилась с ней и пригласила её к нам в гости на завтрак, — почти прошептала Грейс.
— Без меня, — твёрдо сказал Клиффорд, — вот мы завтра с Тасей переместимся на Зинтаг, и делайте что хотите, хоть на головах тут стойте.
Когда мы вышли из комнат родителей, я попросила мужа:
— Пойдём на улицу, погуляем у дома.
Мы вышли, и ночная прохлада со звёздным небом постепенно вытеснили духоту моих мыслей и чувств.
— Давай не будем сейчас думать о словах твоей матери? — предложила я, — У нас так мало времени осталось на то, чтобы просто побыть вместе…
Утром мы не вышли завтракать к общему столу, велели принести нам еду в комнату.
— Помнишь, когда ты впервые здесь появилась, мы так же ели тут? — спросил Клиффорд.
— Конечно, помню, — улыбнулась я.
Настроение было каким-то… звенящим. Вот не знаю, какое другое слово подобрать. Были напряжены нервы, было тревожное ожидание, были обострены все чувства, хотелось обнять всё, что я вижу, и получить в ответ благословение, которое защитит меня от опасностей.
— Я пойду, загляну к Анне, — сказала я, — попрошу её отдать фотографу старинные снимки.
Представляете, за всем происходящим я ещё помнила о них.
Дэниела с Эммой в комнатах не оказалось, они вдвоём куда-то вышли. Я впервые была у них, и меня удивило, что не так уж их жильё отличалось по убранству от комнат Стивена и Грейс, хотя те и жили долгое время в гостинице. Всё-таки Миранда говорила правду о том, что ей нужны оба сына — очаг Стивена здесь она сохранила. Что ж, надеюсь, у неё хватит ума поддерживать баланс сил между сыновьями. За этим балансом я и пришла сейчас к Анне.
— Здравствуй, Анна.
— А, смертница. Привет.
— Не факт, — усмехнулась я, — Пока меня не будет, ты ведь продолжишь накачивать собственные мускулы? Я имею в виду, что ты можешь быть решающим голосом в споре братьев, если Миранда самоустранится при голосовании.
— Мой голос будет получать мой муж, — важно ответила Анна, а потом добавила, — если будет вести себя со мной правильно.
— На том и стой, — улыбнулась я и избавилась-таки от пачки с фотографиями, заодно избавив и вас от упоминаний о них.
Я вернулась к себе в комнаты и мы с Клиффордом стали не спеша собираться в дорогу. Я наполнила фляжку коньяком, прикрепила к рубашке погоны, надела военный костюм, обувь, положила в рюкзак другие приготовленные вещички. Наконец, все вещи были собраны, и подошло время расставания. По моей науке мы присели на дорожку на свои сумки, понаблюдали за пролётом "тихого ангела" и вышли из дома. Нас уже ожидали два транспортных средства — одно за мной, другое за Клиффордом. Этот транспорт был, можно сказать, "общественным" — в них обоих уже были какие-то люди. Очевидно, в одном — мои сослуживцы, в другом — сотрудники Клиффорда. Всё семейство Айнэнэнаев высыпало из дома проститься с нами. Никаких объятий, впрочем, не было. Правда, я бы хотела обнять одного двенадцатилетнего мальчишку, но при всех это делать было неуместно. Так что — только махания и пожелания вернуться благополучными. И то хлеб. Дэниел улучил момент, когда никто на него не смотрел, и оскалился мне злорадной улыбкой. Только что средний палец не показал. Зато я показала, и, надеюсь, он понял этот жест правильно.
И вдруг я кое-что вспомнила. Стельки! Мои безразмерные согревающие стельки, доставшиеся мне бонусом к какой-то покупке, лежат сейчас в одиночестве в углу ящичка возле кровати, всеми забытые. Я, ничего никому не объясняя, побросала вещи и рванула к дому, добежала до комнат, к ящичку — вот они, мои хорошие!
