* * *
Она позвонила мне, когда я вернулся из Риги в Москву. Спектакль «Я играю Шостаковича» показали в тот день, когда хоронили маму. И мы, конечно, не стали его смотреть. Пока я был с папой и братом, Любовь Саввишна, наверное, искала мой телефон.
Потом я узнал, откуда у нее такой поставленный голос. Историю про то, как Мейерхольд пригласил ее вести мастерскую современного слова, я сначала услышал от нее, а спустя годы для точности вычитал в Википедии. Ей было тогда двадцать два года. У меня нет желания проверять достоверность этих слов.
Трубку она бросила сразу, посреди первого разговора, когда я, уже вкусивший известности, поинтересовался, сколько приблизительно времени нам понадобится для встречи, на которой она настаивала.
Она перезвонила через минуту, и я понял, что моя новая дружба обещает быть совсем непростой.
— Никогда не задавайте таких вопросов! Это дурной тон. Я хочу рассказать вам о Шостаковиче. И поговорить о вашей работе. Это может занять час. А может занять целый день. Вы можете вытолкать меня в дверь, если вам станет неинтересно.
Любовь Саввишна Руднева — та самая Любка Фейгельман, которой Смеляков посвятил свои знаменитые строчки. Почти до самой ее смерти в 2003 году я был заложником ее горячего расположения ко мне. Я побаивался ее звонков, особенно когда по экрану уже плыли финальные титры «Аншлага».
— Только из-за вас я смогла вытерпеть этот компот!
От нее у меня остались словечки «сложносочиненный» в отношении людей и «портретирование» — по поводу описания внешности.
За несколько лет до ухода она перенесла несколько инсультов и потом искренне радовалась, когда у нее получалось со мной хоть немного поговорить.
Однажды я пристроил ее в «Ночной полет» к Андрею Максимову, но она разнервничалась, и, насколько я помню, хорошей беседы не получилось.
Совсем молодой она стала женою Эраста Гарина. Они прожили вместе всего шесть лет, после чего Эраст Павлович вернулся к своей Хесе. В Википедии есть смешная фраза про нее: Локшина — жена Гарина с перерывом. Дочь Рудневой зовут Ольга Эрастовна. Она была единственной дочерью знаменитого артиста. У Рудневой в новом браке была еще одна дочь, но она покончила жизнь самоубийством.
* * *
Там, где мы встретимся с мамой, будет зима. Я сегодня видел ее среди бесконечной снежной равнины. Она всегда молода, всегда весела, когда встречает меня в моих спокойных снах, — всегда намного выше, разрешая мне оставаться маленьким и оставляя за собой право быть чуточку строгой. Мы смеялись и кидались снежками, которых я не мог разглядеть, словно лепил их из воздуха, и они пропадали на белоснежной маминой шубке или лопались мыльными пузырями еще во время полета. Я был счастлив оттого, что снежки не причиняют маме вреда, а чаще не долетают до нее. Мне хотелось, чтобы этот волшебный сон ни за что не оборвался с пробуждением. Что-то подсказывало мне, как я могу все испортить и как опять все решит моя режиссерская прихоть. Я догадывался, что сам выставляю каждый кадр своего сновидения и, как всегда, приведу всю картину к плаксивому финалу и, искушаемый каким-то вредным соблазном, заставлю горевать и себя, и маму — непременно простужусь, наглотавшись снега, или потеряю маму из виду, потому что сам одел ее так, что заячья шубка совершенно сливалась с фоном. Я понял, что уже сочинил развязку своей ослепительной пантомимы, когда переместил действие в тусклый коридор, в котором мама начала раздевать меня, пылающего радостным восторгом, а потом прижалась холодной щекой к моему потному лбу и со слезами на глазах сказала:
— Ну вот, поздравляю. Воспаление легких…
* * *
У Виталия Яковлевича Вульфа была одна особенность, которая меня почему-то ужасно смешила. Он, например, никогда не спрашивал, холост ли какой-нибудь молодой актер (или актриса), а свой заход начинал обыкновенно так: «Интегесно, а кто у него жена?» И этот угол зрения многое объясняет в том, что он делал на телевидении. Он делал вид, что не замечает целую роту пародистов, которая «поживляется» на нем. И каждый раз забывал, кого именно сам назначил в прошлый раз лучшим пародистом. Я из-за необыкновенного успеха пародий на него называл Вульфа «кормильцем», а он, когда телевизионщики усаживали нас вместе, каждый раз перед камерой повторял заготовленную фразу: «А что-нибудь кгоме этого вы еще умеете делать?» Она казалась ему очень лукавой…
* * *
На одной из съемок «Приюта комедиантов» Таня Догилева рассказала историю, вспоминая которую, я веселюсь всякий раз так, как будто не слышал ее раньше.
В пору освоения нашими артистами Дикого Запада, когда мы все понемногу стали выбираться за рубеж, Таня оказалась в группе киношников, среди которых главной приманкой для зрителей был Смоктуновский. Когда вояж по синагогам и школам в Америке был почти закончен, перед последним концертом, Татьяна с И.М. разглядывали публику, неспешно входившую в синагогу.
Смоктуновский, разомлевший от теплого приема на прежних концертах и чуть уставший к концу поездки, умильно произнес, оглядывая толпу:
— Православные…
Танечка возразила:
— Ну какие же они православные, Иннокентий Михайлович! Это же синагога!
Смоктуновский, не меняя мечтательного тона, вздохнул и голосом сказочника уточнил:
— Но все равно же… христиане…
* * *
В Пало-Альто живет мой девяностодвухлетний родственник, которого я в силу его преклонного возраста не очень готов называть братом, хотя наши дедушки были самыми что ни на есть настоящими братьями. Моего звали Шмуэль (1882 г.), а его — Цали (1870 г. — прямо как Ленин). Фрэнк родился в Америке, ни слова не знает по-русски; давно, еще с папиного приезда в Израиль, дружит с нашей семьей, а со мной переписывается чуть ли не ежедневно, присылая мне всякие забавности, ролики, старые фотографии и даже американские комиксы.
Никогда не думал, что мое скромное положение в России когда-нибудь ему пригодится… пока не получил от него письмо, маленький отрывок из которого я приведу в оригинале:
«I don’t think I ever told you, but some years ago, we were in Florida looking to purchase some property. We were in a fancy restaurant where the wait for a table was over an hour. When the maitre de, after reading the waiting list, called out: Mr. Shifrin. When I responded, he asked me if I was related to the famous Shifrin entertainer in Russia. When I told him yes, he seated us immediately; so thank you. Incidentally, your English is excellent. FRANK»
[2].
