Надежда – невысокая, с сочными формами, на фоне Бродского казалась крохотной. Огненно-рыжие волосы, чуть раскосые зеленые глаза и вздернутый носик. Чем-то она напоминала лисичку. Девушка села на стул, предложенный женихом, помахала ручкой.
– Всем привет!
– Наливай! – тут же предложил Дмитрий. – За встречу! Аленка, ты сама как?
– Нормально, – ответила Елена, уже чувствуя, как отпускает напряжение. Умел Бродский одним своим появлением поднять ей настроение.
– Что у вас за отношения? – не сдержался Григорий.
– Да, кстати, – поддержала его Надежда, посмотрев на жениха наигранно-подозрительным взглядом.
– Ревнуешь? – спросил Дмитрий сначала Григория, потом обнял Надю и спросил уже у нее: – И ты ревнуешь тоже?
– Да прям! – Надежда чмокнула его в щеку. – Но все же…
– Эх вы, – протянул Дмитрий осуждающе. Поднял рюмку, заставляя остальных следовать его примеру. – Ну, за встречу! – Выпили. – Щас расскажу.
– Может, не надо? – Елена тронула его за руку. – Ну, или без подробностей…
– Да ладно, – Дмитрий натянуто улыбнулся, – страна должна знать своих героев. Короче, – он кивнул Илье, тот без слов его понял, снова наполнил рюмки, – начиналось все вроде хорошо. Я женился, Илюха тоже. А потом нас бросили в горячие точки. Первая Чеченская, Вторая. И вот возвращаюсь я домой после ранения, довольный, что с рукой и ногой остался, а моя жена сделал аборт и ушла. Сказала, что не может так жить. Что страшно ей очень…
На время Бродский замолчал и все за столом притихли. Григорий вспомнил слова Елены: «Он там Родину защищает, а я тут просыпаюсь седая…»
Дмитрий выпил, навалился локтями на стол и, глядя в столешницу зло продолжил:
– Я забухал тогда. Серьезно. А когда у Ильи родился сын, крышу сорвало окончательно. Бросил работу и ушел в загул. Месяцами не просыхал. Но, – он поднял голову, посмотрел на Елену и тепло улыбнулся, – в моем доме стал появляться маленький ангел. Приходила, убиралась, еду готовила. Я иногда и не замечал даже. А однажды понял, что все, не могу больше, устал. – Дмитрий на время замолчал, словно набираясь храбрости. – Взял нож и стал ходить по квартире, резать себе вены. Хотел, чтобы было очень больно, но не чувствовал ничего…
Елена опустила глаза, сдерживая слезы. Прошло уже много лет, но воспоминания словно ожили и больно кольнули по сердцу. Дмитрий взял ее за руку, сжал ладонь и, глядя только на нее продолжил:
– Когда терял сознание надеялся, что сдохну наконец. А зачем жить? Два ранения осилил, столько жизней за службу спас, а собственного ребенка не сберег… Мысль такая была – если где-то там все-таки есть жизнь, я приду и найду свое дите. Не смогу не найти…
– Димочка, – Надежда прижалась к нему, уткнулась лбом в плечо.
– Но тут очнулся, – в глазах здоровенного мужика, всегда веселого и шутливого, читалась неприкрытая боль. – Смотрю – руки забинтованы, кругом кровища, рядом заплаканная Аленка, а на диване гукает маленький Денис. И тут она спросила: «Дим, а ты можешь просто ради меня жить?» Так стыдно мне за всю жизнь никогда не было. Понял, какая я эгоистичная, неблагодарная свинья. Что-то во мне щелкнуло тогда, словно перевернулось. Не знаю, что это было, но поклялся моему ангелу-хранителю, что буду жить, потому что есть ради кого. Вот. – Бродский обнял расстроенную невесту, чмокнул ее в носик. – Понятно теперь?
– Понятно, – Надежда всхлипнула, обняла его. – Димочка, я рожу тебе столько деток, сколько захочешь!
– Ты ж мой Рыжик, – с любовью протянул Бродский.
– Извините, – Елена встала, – я на минуту.
Пошла в туалет, чтобы успокоится, а главное, не желать обсуждений рассказа Бродского. Ей почему-то стало неловко чувствовать на себе одобрительные взгляды друзей.
Катерина вошла за ней следом, встала возле раковины, неуверенно обхватила себя руками.
– Чего? – недовольно спросила Елена. Так хотелось побыть одной, а тут «хвост».
– Я хочу сделать Илье предложение, – выпалила Катерина.
– Да ты что? – Елена посмотрелась в зеркало, поправляя макияж. – Ну, делай. Или ты вдруг решила у меня разрешения спросить?
– Я… Не знаю. Может, мне нужно твое одобрение. Прости меня, Лена!
Елена отошла от зеркала, посмотрела на разлучницу и вдруг поняла. Сама себя. Все это время она чувствовала тревогу за Илью. Она-то свою жизнь устроила, а Илья мог остаться один. И это не давало покоя, вызывая в душе чувство неловкости и стыда за свое счастье.
Но теперь, глядя в растерянные глаза Катерины, видя отношение к бывшему мужу, чувствуя ее напряженность и страх, поняла – Илья будет с ней счастлив. Она его действительно любит.
И стразу что-то отпустило, на душе стало легко.
– Я одобряю, – Елена не сдержалась, засмеялась. – Блин, Катя, ну хорош уже!
-Хочу!
– Я против!
– А я хочу!
– Это опасно! Попроси садовника.
– Это личное! А у садовника она огромная и неподъемная! Хочу! Хочу!
У Григория зазвонил телефон. Юра. Как только Антон и Инга решили пожениться, отцы все время были на связи. Свадьба планировалась роскошная, дел было много. Он ответил на вызов.
– Хочу, хочу! – Не унималась Елена.
– Это что ж она так хочет? – спросил Юрий, услышав требовательный голосок. – Меха или бриллианты?
– Это же моя жена, – вздохнул Григорий, – мы хотим бензопилу. Погоди. Ладно, – он решил сдаться, – берем. Только аккуратней, прошу тебя!
Елена схватила коробку с инструментом и направилась к кассам. Григорий услышал злобное:
– Ну, все, дерево, готовься! Будешь знать, как мне в глаза своими ветками тыкать!
Григорий вздохнул. Поплелся за женой.
– Алло, – вернулся он к разговору, – я тебя слушаю.
– Я…Это, блин, даже забыл, зачем звонил! – хохотнул Юрий. – А, Инга отменила свадьбу в Испании. Хочет провести церемонию здесь.
– Почему? – удивился Григорий. – Вроде все обговорили, я бронь замка только вчера оформил.
– Гриш, – голос друга вдруг посерьезнел, – я думаю, она боится, что не осилит нагрузку. С ней что-то происходит.
– Так покажи ее врачу.
– Она сама не хочет, а я настаивать не могу. – Юрий замялся. – Не хочу ее расстраивать, понимаешь?
– Понимаю. Я жену попрошу, она ее послушает.
– Спасибо! – с облегчением выдохнул Юрий. – А бензопила-то ей зачем?
– Личная мстя, – повторил Григорий слова Елены, – мне даже страшновато…
Григорий проснулся от звуков работающей бензопилы – зубцы остервенело вгрызались в древесину, визжа и хрипя. Через мгновение звук затих, и Григорий услышал победное:
