Глава 11. От межрайонцев к большевизму
1. Новое возвращение в Россию. Межрайонная группа
Троцкий рассчитывал, что сравнительно скоро он окажется в Петрограде, что с головой окунется в политические страсти, приступит к практическому воплощению своих идей сплочения левых социалистических сил во имя развития начавшейся революции по тому направлению, которое проектировалось в его перманентной схеме. Но произошло событие, которое задержало его появление в столице, теперь уже не Российской империи, а новой, фактически республиканской России. В порту Галифакс, в канадской провинции Нова Скотия (Новая Шотландия), входившей в состав Британской империи, где пароход, следовавший в Норвегию, остановился 3 апреля для досмотра британскими пограничными властями, русских, по мнению Троцкого, подвергли грубой дискриминации. Их придирчиво допрашивали о политических взглядах и планах и о том, чем они собираются заниматься по возвращении на родину. Троцкий счёл унизительным и оскорбительным отвечать на поставленные ему вопросы: «Сведения, устанавливающие мою личность, извольте получить, но не более того: внутренняя русская политика не состоит пока что под контролем британской морской полиции»
[947].
Разумеется, британские пограничники хорошо понимали, с кем они имеют дело. Проводы Троцкого в Нью-Йорке были достаточно шумными, и о «крайне революционных» взглядах пассажиров из группы Троцкого стало известно в Галифаксе ещё до прибытия корабля. Ещё 29 марта пограничные военно-морские службы в Галифаксе получили телеграмму из Лондона от своего начальства из адмиралтейства с указанием «сгрузить и задержать до предстоящих указаний» шесть пассажиров, включая Троцкого, причём в качестве основания для задержания указывалось, что «эти русские социалисты отправляются с целью организации революции против нынешнего русского правительства». Фамилии были перепутаны самым ужасным образом (например, Чудновский значился в телеграмме как Техеодновский), но идентифицировать их никакого труда не составляло, тем более что фамилия Троцкого была обозначена правильно
[948].
Чиновники Великобритании сочли членов группы опасными для британских интересов (и оказались абсолютно правы). Формальный повод для снятия с корабля Троцкий им предоставил сам: англичане, надменность которых была соизмерима с надменностью Троцкого, почувствовали себя оскорблёнными наглым и самоуверенным поведением русских радикалов. Но если бы группа Троцкого вела себя интеллигентно и не вызывающе, её всё равно сняли бы с корабля, согласно приказу адмиралтейства.
Конечно, Троцкий о приказе ничего не знал и позже обязан был признать своё поведение иррациональным, ошибочным и неадекватным с точки зрения политической целесообразности. Ведь главным для него и его товарищей было как можно скорее добраться до России. Но бедой Льва Давидовича, причём напоминавшей о себе вновь и вновь на различных отрезках его жизненного и политического пути, были внутренние столкновения между собственными убеждениями и манерой поведения, с одной стороны, и тем, как следовало бы себя вести для достижения поставленной цели, — с другой. Троцкий был слишком бескомпромиссен, слишком принципиален. Вежливость и необходимость уступить он путал с оппортунизмом, который он считал злейшим врагом рабочего движения в целом и, следовательно, личным своим врагом в частности.
Явившийся на борт «Христианиафиорда» британский адмирал со свитой офицеров в сопровождении целой команды матросов потребовал, чтобы Троцкий с семьёй и ещё пять «русских» покинули борт для установления личностей и намерений. Учитывая военное положение, саму войну и связанные с этим меры безопасности, решение британских властей не было столь уж неожиданным и неестественным. Троцкий и тут помог англичанам: не желая признать свою ошибку и тем более извиняться, он отказался выполнять распоряжение, в результате чего театрально и торжественно на руках был вынесен матросами с палубы и перемещён на причаливший катер. 11-летний Лёва — старший сын Троцкого — в это время подбежал к одному из офицеров и ударил его своим маленьким кулачком, а затем, с пониманием дела, обратился к отцу: «Ударить его ещё, папа?»
[949]
Седова с детьми была оставлена в Галифаксе в квартире полицейского инспектора русского происхождения. «Будучи неплохим человеком, был он глуп до комичности, — вспоминала Седова. — Получив приказ скрытно за мной наблюдать, он хвастал передо мной, как ловко он это делает»
[950]. Троцкий был всем этим недоволен и считал, что квартира принадлежит «англо-русскому полицейскому агенту»
[951]. Через несколько дней власти смягчились и все три члена семьи были переведены в дешёвый отель, правда с обязательством ежедневной регистрации в полиции.
Троцкого и остальных революционеров отвезли в лагерь для военнопленных, размещавшийся в близлежащем городке Амхерст. Из лагеря Троцкий обратился с протестом к королевскому правительству Великобритании, на который ответа не получил. Что же касается коменданта лагеря полковника Морриса, то тот в ответ на непрерывные протесты и жалобы отвечал: «Вы опасны для нынешнего русского правительства» и «опасны для союзников вообще». Моррису нельзя было отказать в проницательности.
Естественно, в Петроград сразу же была направлена телеграмма на имя министра юстиции Временного правительства А.Ф. Керенского
[952] с копией Совету рабочих депутатов, в которой содержалось требование немедленного вмешательства. Телеграмму самого Троцкого британские власти не пропустили
[953]. Тогда находчивые арестанты организовали другую телеграмму, подписанную: «За группу русских пассажиров Петров». Эта телеграмма была оглашена на заседании Петроградского Совета 6 апреля. В ней говорилось, что 3 апреля в Галифаксе арестованы Мухин, Фишелев, Троцкий, Романченко, Чудновский и Мельничанский. «Мы против действий английского правительства и выражаем надежду, что примете решительные меры возвратить их на родину». Совет принял решение обратиться с протестом к министру иностранных дел России П.Н. Милюкову и посольству Великобритании
[954]. Вслед за этим Совет принял ещё одну резолюцию: «Революционная демократия России с нетерпением ждёт к себе своих борцов за свободу». К «английской демократии» предъявлялось требование «поддержать этот протест и призвать министра иностранных дел принять в экстренном порядке меры, необходимые для возвращения в Россию всех политических эмигрантов без изъятия»
[955].
