2. Сближение с большевиками
На уровне практической деятельности Троцкий активно сотрудничал с большевиками главным образом в Петроградском Совете и на I Всероссийском съезде Советов, состоявшемся 3 — 24 июня (16 июня — 7 июля) 1917 г. Троцкий был избран делегатом съезда вместе с ещё девятью делегатами от группы «объединённых социал-демократов», то есть от межрайонцев
[994]. Ещё до открытия съезда, 1 июня, состоялось «объединённое совещание социал-демократических депутатов», на котором в числе других ораторов выступил Троцкий, посвятивший свою речь обоснованию того, что продолжавшаяся война носила империалистический характер. Однако уже 2 июня на совещании с директивной речью выступил большевик Каменев
[995], после чего большевики, а вместе с ними и Троцкий, отказались участвовать в совещаниях объединённых социалистических фракций. Это был первый экзамен, устроенный Лениным Троцкому, которому пришлось выбирать: оставаться ли с меньшевиками на совещании и сохранить ораторскую трибуну, или уйти с большевиками, пока что в никуда. Троцкий выбрал второе.
Первый раз он выступил на пленарном заседании съезда Советов 5 июня при обсуждении вопроса о продовольственной политике Временного правительства. Оценивая отчёт министра продовольствия А.В. Пошехонова, Троцкий соглашался на определённую степень конструктивного сотрудничества с правительством, призывая министров к конкретности и деловитости, хотя и не объясняя, в чём эти качества должны были, по его мнению, состоять. В то же время он предупреждал, что страна живёт в состоянии «панического кризиса власти», и полагал, что буржуазные партии будут саботировать промышленность, чтобы углубить кризис: «Представители помещичьего землевладения и крупного капитала занимаются политическим шантажом по отношению к партиям и революционным силам демократии», — утверждал он примерно в том же духе, что и большевистская пресса. Между тем если кто и работал на углубление кризиса в стране, то, конечно, радикальные партии, а не буржуазные.
Троцкий соглашался с тем, что власть расколота, но характер этого раскола он оценивал пока ещё несколько иначе, нежели Ленин. У Троцкого речь шла не о двоевластии Временного правительства и Советов, как заявляли большевики вслед за своим лидером, а о том, что Временное правительство является не твёрдой государственной властью, а «постоянной конференцией, постоянной примирительной камерой между представителями помещиков и крестьян, представителями капитала и представителями рабочих». Выводом было заявление о «двоебезвластии» Советов и Временного правительства, которому наиболее революционное левое крыло противопоставит развитие и углубление революции
[996].
На следующих заседаниях Троцкий продолжал проявлять высокую активность, постоянно вмешивался в прения, причём происходило это, как правило, в унисон с аналогичными репликами Ленина. На заседании 6 июня председательствующий Чхеидзе даже заявил: «Товарищ Троцкий и вообще все товарищи, ещё и ещё прошу вас соблюдать тишину и ещё прошу». Ряд депутатов-меньшевиков в своих выступлениях фактически ставили теперь позиции Ленина и Троцкого на один уровень. Наиболее чётко и решительно, разумеется в категорически негативном контексте, такую убеждённость высказал известный меньшевик Либер, с которым у Троцкого были столкновения ещё со времени II съезда РСДРП
[997].
9 июня Троцкий высказывался дважды. Вначале речь шла о характере государственной власти, причём Троцкий потребовал, чтобы Временное правительство сосредоточило в своих руках «всю полноту народного суверенитета». Оратор, впрочем, не торопился разъяснить, что он имел в виду под этим довольно расплывчатым понятием, которое можно было истолковывать по-разному. Вслед за этим новая речь была посвящена проблеме войны и мира. Он начал её с заявления, что на съезде замечаются веяния, которые «гораздо ближе к либерализму, чем к революционному социализму». Он открыто высказался в пользу поддержки позиции Ленина и большевиков, возложил надежду на германскую революцию, но тут же оговорился, что если Германия не поднимется, «мы двинем наши полки им навстречу не для обороны, а для революционного наступления»
[998].
Выступивший затем возмущённый лидер меньшевиков И.Г. Церетели демонстративно назвал Троцкого не товарищем, как это было принято на съезде, а гражданином, и в устах темпераментного грузина это было особенно оскорбительно. В свою очередь Плеханов, полемизируя со своим старым оппонентом — нелюбимым «гражданином Троцким» (Плеханов тоже назвал Троцкого «гражданином»), обвинил его в бакунинской тактике и других проявлениях анархизма, а Дан саркастически заметил, что на вопрос о мире Ленин и Троцкий дают ответ о войне
[999].
В те дни почти уже ушедший с политической сцены когда-то грозный лидер революционной конституционно-демократической партии Милюков публично выступил с обвинением, которое одних удивило, а другим объяснило всё: с обвинением Ленина и Троцкого в шпионаже в пользу Германии. Нужно отметить, что в отношении Троцкого эти обвинения были необоснованны, и Троцкий это хорошо знал. Он не имел отношения к германским деньгам, выдававшимся революционерам на нужды революции в годы Первой мировой войны в том числе и через структуры, созданные его старым знакомым Александром Парвусом. Ленин же через своих приближённых к этим деньгам имел самое непосредственное отношение, да к тому же в Россию возвращался через Германию. Обвинение Ленина в шпионаже на фоне его требований о прекращении войны с Германией выглядело достаточно правдоподобно. 30 июня Милюков выступил с этим обвинением в кадетской газете «Речь»: «Я, действительно, не доволен тем, что г[оспода] Ленин и Троцкий гуляют на свободе, но я мотивирую для правительства необходимость «быть последовательным» относительно них не тем, что они состоят агентами Германии, а тем, что они достаточно нагрешили против уголовного кодекса».
Ленин конечно же промолчал. Он хорошо знал, что действительно нагрешил против уголовного кодекса. За него ответил Троцкий, совесть которого была чиста: «С этой трибуны революционной демократии я говорю и обращаюсь к честной русской печати с просьбой, чтобы мои слова были воспроизведены: до тех пор, пока Милюков не снимет с нас этого обвинения, на его лбу останется печать бесчестного клеветника»
[1000]. Газета Горького (в тот период Горький был всецело на стороне Ленина и большевиков) так отреагировала на эти слова: «Произнесённое с силой и достоинством заявление Троцкого встречает единодушную овацию всего зала. Весь съезд без различия фракций бурно аплодирует в течение нескольких минут»
[1001]. Летописец революции 1917 г. меньшевик-интернационалист Н.Н. Суханов (Гиммер)
[1002] оценил это выступление чуть иначе: как «ядовитую, негодующую, вызывающую речь»
[1003].
