«На скандинавском пароходе я въезжал в новую эмиграцию, которая длилась десять лет»
[516], — писал Троцкий, не догадываясь, что это не последняя его эмиграция.
Тем временем Лейбу Бронштейна жандармы разыскивали повсюду. Вначале был направлен секретный циркуляр всем исправникам Тобольской губернии с требованием о его задержании. Вслед за этим разыскные действия были распространены на всю территорию России и за её пределы. В полицейском досье 1907 г. значилось, что жена Бронштейна (имелась в виду А.Л. Соколовская) находится в ссылке, а дочери Зинаида и Нина пребывали в деревне Яновка Елисаветградского уезда Херсонской губернии
[517], и, по-видимому, следовало бы проверить, не окажется ли у своих родителей и Бронштейн, вернувшийся повидать детей. Но Бронштейн навещать детей не поехал, потому что он был Троцкий.
Формальные розыски проводились по крайней мере до 1914 г. В документе 1912 г. перечислялись следующие приметы политического преступника Бронштейна: «Рост 2 аршина 6 3/8 вершка, телосложения среднего, волосы, усы, брови, борода тёмно-каштановые, вьющиеся, глаза голубые, близорук, носит пенсне, лоб выпуклый, нос орлиный, лицо четырёхугольное, губы полные, подбородок широкий с ямкой посредине, держится прямо». В ноябре 1914 г. тюремное отделение Тобольского губернского управления сообщало берёзовскому уездному исправнику, что Бронштейн, а также несколько других лиц «до сего времени не разысканы и где находятся они в настоящее время, сведений нет»
[518]. Между тем за эти годы Лев Троцкий побывал в ряде стран и стал одним из известнейших деятелей российского социал-демократического движения.
Глава 7. Вторая эмиграция
1. На V съезде РСДРП
Прежде чем устроиться на постоянное место жительства, Троцкий отправился в Стокгольм, а оттуда в Лондон, где принял участие в очередном съезде российских социал-демократов. Предыдущие два съезда он пропустил. III съезд был чисто большевистским и проходил в конце апреля — начале мая 1905 г., то есть во время революции, когда Троцкий находился в России. Он не мог участвовать в этом съезде и потому, что к большевикам не примыкал, являясь нефракционным социал-демократом. IV съезд состоялся через год в Стокгольме. По требованию руководства 2-го Интернационала на нём произошло формальное объединение меньшевиков и большевиков. Но глубокие разногласия, враждебность и конкуренция между обеими фракциями полностью сохранились на самом съезде, а в следующие годы продолжали все более обостряться. Троцкий физически не мог в этом съезде участвовать и по той причине, что он находился в заключении.
V социал-демократический съезд состоялся 30 апреля — 19 мая (13 мая — 1 июня) 1907 г. в Лондоне в помещении Братской церкви, снятом в аренду. Как и предыдущий съезд, этот форум был объединённым. Однако на нём явно преобладало влияние большевиков. По большинству вопросов Ленину удалось добиться принятия угодных ему резолюций. Это были резолюции об отношении к буржуазным и мелкобуржуазным партиям, о задачах социал-демократов в Государственной думе, о профсоюзах. Линия меньшевиков в завершавшейся революции была оценена как соглашательская. Была взята установка на руководящую роль партии по отношению к профсоюзам и осуждена идея нейтральности профсоюзов.
Троцкий, снискавший себе высокий авторитет в партийных кругах и в то же время — настороженное отношение как большевиков, так и меньшевиков из-за его самостоятельной позиции во время революции и неоправданных претензий, как считали и те и другие, на роль крупного марксистского теоретика и организатора, оставался на съезде нефракционным социал-демократом. Он не представлял какой-либо партийной организации и поэтому был включен в состав участников съезда только с совещательным голосом.
Уже в самом начале съезда при обсуждении вопроса о порядке голосования в Бюро съезда — должно бюро принимать единогласные решения или же достаточно большинства голосов — Мартов и Троцкий солидарно выступили против единогласия: «Требование единогласия сведёт на нет право президиума; нам нужно оградить себя от помех работам съезда», — говорил Мартов, с которым полностью согласился Троцкий
[519].
Первое серьёзное выступление Троцкого было 2 (15) мая в прениях по порядку дня съезда. Оратор беспощадно высмеял утверждение большевистского делегата Г.А. Алексинского по поводу того, что тот, мол, «жаждет обсуждения теоретических вопросов». Под смех делегатов, но сохраняя вполне серьёзный вид, Троцкий обоснованно показывал пустоту псевдотеоретических претензий этого не очень образованного приверженца Ленина, вскоре оказавшегося в числе отзовистов, затем в группе большевиков-примиренцев «Вперёд» и, наконец, в группировке самых правых меньшевиков, так как большевики не оценили его как теоретика.
Троцкий стоял на совершенно другой позиции. Он рассматривал съезд в качестве собрания политического, в качестве форума революционеров, а не клуба «склонных к дискуссиям марксистов, сомнительных или даже несомненных». Оратор полагал и стремился донести до аудитории убеждение, что единство идей не устанавливается на съездах, что съезд может лишь подвести «статистику идей», то есть распределение делегатов по их взглядам. Единство же создаётся «в процессе политического взаимодействия между нашими суждениями и реальным ходом событий».
Троцкий был весьма резок: «Вы хотите вашу протестующую социал-демократическую совесть успокоить марксистской индульгенцией. А я вам говорю: эту вашу индульгенцию я ценю в six pence
[520] — и не более. (Бурные рукоплескания.) Но я боюсь, что ещё громче вашей социал-демократической совести бунтует ваша фракционная совесть. Вы боитесь, и иные из вас это прямо говорят, что на вопросах политики не сможете объяснить массам, почему, собственно, вы существуете как две фракции, неустанно терзающие партию».
Большевики и меньшевики, возводя свои групповые разногласия в некую нерушимую догму, воспринимали пассажи речи Троцкого с холодной сдержанностью, прикрывавшей сугубое недовольство посягательствами на «священную корову», тем более что, приобретя опыт и авторитет общепартийного масштаба, Троцкий пытался выступать как новый общепартийный лидер и носитель знамени объединения, переоценивая стремление руководителей партийных группировок к достижению фактического единства, равно как и свою способность стать руководителем этого объединительного движения. Он очень хорошо знал об экстремистских нравах Ленина, с одной стороны, умеренных позициях Мартова — с другой, высокомерности Плеханова — с третьей. Все они признавали в Троцком фигуру значительного масштаба, но всё ещё не воспринимали, да и не желали воспринимать его как возможного лидера партии.
