По возвращении из Софии в Вену Троцкий почти тотчас отправился в другую страну, но на этот раз не на юг, а на север. Он принял участие в VIII конгрессе 2-го Интернационала, проходившем в столице Дании Копенгагене с 28 августа по 3 сентября 1910 г. Правда, при выборах российской делегации на Копенгагенский конгресс у него возникли серьёзные неприятности, свидетельствовавшие о его фактической изолированности в социал-демократическом движении России. За кандидатуру Троцкого высказались только бундовцы, и в результате он был провален
[593]. В конечном счёте Троцкому всё же предоставили возможность поехать на конгресс, но, к огромному его сожалению, без права решающего голоса.
На одном из вокзалов, где была пересадка с поезда на поезд, Троцкий, ехавший из Вены, столкнулся с Лениным, следовавшим из Парижа. «Нам пришлось дожидаться около часу, и у нас вышел большой разговор, очень дружелюбный в первой части и мало дружелюбный во второй»
[594]. Ленин слушал Троцкого с интересом, когда тот произносил осуждающие пассажи по адресу австрийских социал-демократических руководителей, в частности в связи с отколом чешских профессиональных союзов, ставших в оппозицию к венскому руководству. Хотя Ленин в принципе требовал осуждения «нейтральности» профсоюзов, признания руководства ими со стороны социал-демократических партий, на этот раз он согласился с Троцким в том, что в расколе виновны не пражские, а венские деятели.
Совершенно иной характер разговор принял, когда Троцкий рассказал Ленину о своей последней статье, которая должна была вот-вот появиться в центральной газете германской социал-демократии Vorwärts. Действительно, эта статья под названием «Русская социал-демократия» была опубликована как раз в день открытия конгресса
[595]. Специально приуроченная к этому событию и автором и редакцией, прежде всего близким к Троцкому в то время Гильфердингом, руководившим международным отделом газеты, статья содержала резкое осуждение как меньшевиков, так и большевиков и призывала к восстановлению действительного единства российской социал-демократии, которая, как подчёркивал Троцкий, объединена пока только формально, а на деле представляет собой две прямо противоположные партии с собственными центральными аппаратами, газетами, организационными, стратегическими и тактическими установками.
Особенно доставалось в статье Троцкого Ленину и его фракции. Большевики, писал автор, «образовали внутри партии свою собственную организацию с особым тайным центром, тайными денежными средствами и собственными правилами, освобождавшими их от необходимости подчиняться предписаниям партийного руководства». Правда, Троцкий был сравнительно оптимистичен, но отводил особую роль именно своей газете (т.е. себе): «Выходящая в Вене при поддержке Ц[ентрального] К[омите]та рабочая газета «Правда», с самого начала держащаяся в стороне от всякой фракционной полемики, опираясь на планомерную политическую агитацию этой пролетарской элиты, свободной от всех сектантских предубеждений, ставит себе задачей облегчить обновление партии на более здоровой, пролетарской основе».
Троцкий, таким образом, нарушал «национальную солидарность», которой фактически придерживались социал-демократы, несмотря на свой показной интернационализм. Он выносил сор из избы. С его суждениями мирились недавно на лондонском партийном съезде, но тогда его слушали только русские социалисты, теперь же речь шла о международной аудитории. В одном вопросе статья Троцкого была особенно непримиримой по отношению к большевикам. Речь шла о так называемых «экспроприациях», то есть прямых грабежах, совершавшихся большевистскими боевиками. V партийный съезд осудил «экспроприации», но в прямое нарушение соответствующего решения большевики на местах их продолжали, пользуясь покровительством своего зарубежного руководства, и Ленина в первую очередь. В своей статье Троцкий называл Ленина «теоретиком партизанщины, экспроприаций и т.п.», впервые поставив перед иностранными социалистами весьма болезненный вопрос о грабежах, устраиваемых большевиками под покровительством Ленина.
«На этом пункте я сосредоточил в «Форвертсе» свой удар», — откровенно поведал Троцкий Ленину. «Неужели так и написали?» — спрашивал Ленин возмущённо (в мемуарах употреблён более мягкий термин «укорительно», но, зная повадки Ильича, можно с уверенностью утверждать, что Троцкий смягчил ситуацию). «А нельзя ли её по телеграфу задержать?» — «Нет, — отвечал Лев, — статья должна была появиться сегодня утром, да и зачем же её задерживать? Статья правильная»
[596].
Это было время, когда российская социал-демократия все более дробилась на мелкие и мельчайшие группы. Из рядов большевиков выделились сначала ультиматисты, затем отзовисты, которые принципиально отказывались работать в легальных организациях и требовали полного ухода в глубокое подполье. Большинство меньшевиков, в свою очередь, настаивало на сосредоточении деятельности в Государственной думе, муниципалитетах, земствах, профсоюзах, медицинских страховых кассах, кооперативах и других легальных организациях, беря пример с западной социал-демократии. Ленин продолжал презрительно называть эту тенденцию «ликвидаторством», причём такое сосредоточение на легальной работе пришлось не по вкусу и некоторым меньшевикам, которые во главе с Плехановым объявили себя «меньшевиками-партийцами».
Конгресс открылся в обстановке резко враждебного отношения обеих фракций российской социал-демократии по отношению к Троцкому, что проявилось очень скоро. Это был один из очень немногих случаев, когда среди большевиков и меньшевиков воцарилось почти полное согласие. Линия Троцкого, стремившегося вскрыть и обсудить эту пагубную ситуацию, не нравилась ни одной из группировок. В результате в российской делегации под давлением Ленина, а затем и не выносившего Троцкого Плеханова сложилось почти единодушное враждебное отношение к автору злосчастной статьи в немецкой газете. Ему припомнили и прежние неудачные выступления. «Какая возмутительная статья его в «Neue Z[eit]», — писал Аксельрод Мартову в октябре 1911 г. — Пожалуй, более возмутительная, чем в «Vorw[ätrs]»
[597].
А.В. Луначарский, который вновь встретился с Троцким на Копенгагенском конгрессе, позже высказывал далеко не вполне обоснованное мнение, что Троцкий высмеивал, унижал всю российскую делегацию. Тем не менее негодовали действительно представители всех фракций. «Плеханов, жгучей ненавистью ненавидевший Троцкого, воспользовался таким обстоятельством и устроил нечто вроде суда над Троцким. Мне казалось это несправедливым, я довольно энергично высказался за Троцкого и вообще способствовал (вместе с Рязановым) тому, что план Плеханова совершенно расстроился»
[598].
