Постепенно Троцкий, который в начале дискуссии пытался твердо отстаивать свои взгляды, утратил свойственную ему в полемике остроту. Он понял замысел Ленина и пошел на попятную. Убедившись в том, что дело идет к фактическому принятию его предложений, только не от его имени, Лев Давидович, возможно, даже почувствовал некоторое моральное удовлетворение. Во всяком случае, острое столкновение с Лениным на этот раз оказалось весьма кратковременным. Статья Троцкого в «Правде», оценивавшая его разногласия как не имевшие принципиального значения
[1006], была написана в явно примирительном тоне. Такой же характер носила и выпущенная Троцким дискуссионная брошюра
[1007].
Любопытно, что ни платформа Троцкого, ни другие его оппозиционные выступления и документы по профсоюзной дискуссии не были им включены в собрание сочинений, в отношении которого он проводил весьма жесткую политическую селекцию. Троцкий, таким образом, постфактум признавал, что прав был Ленин, что сам он не распознал своевременно ленинской уловки, которая лишь маскировала взгляды, в действительности почти совпадавшие с позицией Троцкого. Вот что писал об этом в своих мемуарах Троцкий: «Ленин почуял наступление критического момента своим безошибочным политическим инстинктом. В то время как я, исходя из чисто хозяйственных соображений, на основах военного коммунизма добивался от профессиональных союзов дальнейшего напряжения сил, Ленин, руководясь политическими соображениями, шел в сторону ослабления военного нажима. Накануне 10-го съезда наши линии антагонистически пересеклись. Вспыхнула дискуссия в партии. Дискуссия была совершенно не на тему… Партия лихорадочно спорила о «школе коммунизма», тогда как по существу дело шло о надвинувшейся вплотную хозяйственной катастрофе».
Разумеется, он не забыл упомянуть, что первые очень осторожные тезисы Ленина о новой экономической политике были для Троцкого «только возобновлением тех предложений», которые сам Троцкий внес ранее. «Я немедленно к ним присоединился»
[1008], – не без иронии вспоминал Троцкий.
Побочным результатом участия Троцкого в профсоюзной дискуссии было его освобождение от обязанностей наркома путей сообщения. И хотя он все еще оставался наркомом по военно-морским делам, с 1921 г. позиции Троцкого в партии и государстве стали постепенно ослабевать. Троцкий оказался не в состоянии разворачивать политический руль в выгодную для себя сторону на поле внутрифракционной борьбы даже тогда, когда оппоненты, по существу, проводили в жизнь его собственные программы. В профсоюзной дискуссии он разрешил сделать с собой то же, что и во время споров о Брестском мире: ради иллюзорной дружбы с Лениным он позволил председателю Совнаркома перед лицом всей партии объявить Троцкого противником точки зрения ленинского большинства.
6. Провал политики военного коммунизма
После окончания Гражданской войны большевики смогли подвести первые итоги военного коммунизма — советской экономической и социальной политики. Вопреки всеобщим ожиданиям и собственным обещаниям, большевики, требовавшие до прихода к власти немедленного введения 8-часового рабочего дня, так и не ввели его. До всеобщей национализации предприятий в марте — июне 1918 г. Наркомат труда устанавливал иногда 8-часовой рабочий день на отдельных заводах, но не ради рабочих, а в виде наказания предпринимателей
[1009]. Уровень жизни рабочих упал катастрофически. Для повышения дисциплины на производстве вводилась система жесточайших штрафов и увольнений, какой не видело ни одно капиталистическое общество.
Уравнительная система оплаты лишала рабочих стимула трудиться и приводила к падению производительности. Заменившая же уравнительную форму сдельщина была не чем иным, как «капиталистической формой интенсификации труда, часто основанной на системе Тейлора, которую сам Ленин до революции называл «научной» системой выжимания пота» и против которой до прихода к власти так протестовали большевики
[1010]. Организовывались «промышленные суды», а за несоблюдение трудовой дисциплины Ленин предлагал карать «вплоть до тюремного заключения»
[1011]. «В связи с общим истощением рабочего класса»
[1012] установлены были «особые голодные, но твердые нормы выработки»
[1013], но при этом за «нерадение» увольняли, как за саботаж, без уплаты денег при расчете. Времена «первоначального обсуждения самими трудящимися новых условий жизни и новых задач»
[1014] прошли, или, выражаясь словами большевиков, оказались «преждевременными». «Митинги или собрания на заводе» допускались «лишь в самых крайних случаях»
[1015]. Теперь Ленин говорил уже о крестовом походе за повышение дисциплины
[1016]. Разгонялись профсоюзы, постоянно протестующие против рабочей политики большевиков. С 14 июня 1918 г. декретом СНК сократили отпуска до двух недель
[1017], ввели сверхурочные работы, на бумаге ограничив их 50 днями в году (то есть почти всеми воскресными днями), разрешили использовать детский труд
[1018].
