4. Завещание Ленина
Похоже, что 12 декабря Дзержинский приехал к Ленину не для отчета о грузинском деле, а для того, чтобы сообщить Ленину о принятом Сталиным, Дзержинским и другими членами Политбюро решении отстранить Ленина от власти. 12 декабря Дзержинскому это удается сделать, и он получает согласие Ленина свернуть дела, покинуть Кремль и фактически уйти в отставку (о чем Ленин информирует руководителей партии вечером 13 декабря, официально сообщив об этом в Политбюро в письменном виде, на чем конечно же настаивает Дзержинский). На свертывание дел Ленину дают три дня. Утром 16 декабря Ленин успевает продиктовать Крупской еще одно письмо. Но в 11 часов утра приходят врачи В.В. Крамер и А.М. Кожевников и требуют от Ленина выезда в Горки (что, наверное, Лениным было обещано Дзержинскому еще 12 декабря).
Ленин категорически отказывается. Идя на компромисс, он просит передать Сталину, что согласен не выступать на съезде Советов, где, разумеется, в первую очередь будет обсуждаться национальная политика. Но Сталину подачки Ленина уже не нужны, и врачи, понятно, что по приказу Сталина, вообще запрещают Ленину «работать»
[1229]. «Вынужденный отказ от выступления сильно опечалил Владимира Ильича», – заключает Наумов. И из этой фразы очевидно, что приступы у Ленина случаются каждый раз, когда его отстраняют, снимают, изолируют, лишают, а не наоборот. Ведь больше всего на свете Ленин боялся потерять власть!
18 декабря собирается новый пленум ЦК, где Сталин выступает с проектом Союзного договора между советскими республиками. Ленин в этом пленуме не участвует (очевидно, что участвовать в нем Сталин бы ему не разрешил), а сам Сталин, уставший от бесконечных ленинских попыток вернуться к власти, требует себе формальных полномочий определять дальнейшую судьбу Ленина: специальным постановлением он возлагает на себя «ответственность за соблюдение режима, установленного для Ленина врачами»
[1230]. Этот новый, установленный Сталиным режим больше всего напоминает тюремный или домашний арест: «На т. Сталина возложить персональную ответственность за изоляцию Владимира Ильича, как в отношении личных сношений с работниками, так и переписки»
[1231], – решает пленум.
С точки зрения медицинской — и это всем хорошо известно — изоляция идет больному во вред. Именно к такому выводу приходит еще и посетивший Ленина 20 декабря профессор О. Ферстер, известный немецкий врач-невропатолог, который консультировал врачей, лечивших Ленина: «Если бы Ленина в октябре 1922 года и дальше оставляли бы в бездеятельном состоянии, он лишился бы последней большой радости, которую он получил в своей жизни. Дальнейшим полным устранением от всякой деятельности нельзя было бы задержать ход его болезни. Работа для Владимира Ильича была жизнью, бездеятельность означала смерть»
[1232].
Но из всего описанного следует, что события 13–18 декабря к состоянию здоровья Ленина, скорее всего, никакого отношения не имели. Ленина выгнали из Кремля и назначили Сталина (точнее — Сталин назначил сам себя) начальником тюремного режима Ленина.
21 декабря Крупская записала под диктовку Ленина письмо Троцкому. Обратим внимание на то, как боязливо и формально оговаривает Крупская свое право записать для Троцкого письмо Ленина, то есть насколько Крупская, старый член партии и жена Ленина, боится ослушаться Сталина и его группу:
«Лев Давидович,
проф. Ферстер разрешил сегодня Владимиру Ильичу продиктовать письмо, и он продиктовал мне следующее письмо к Вам.
«Тов. Троцкий,
как будто удалось взять позицию без единого выстрела простым маневренным движением. Я предлагаю не останавливаться и продолжать наступление и для этого провести предложение поставить на партсъезд вопрос об укреплении монополии внешней торговли и о мерах к улучшению ее проведения. Огласить это на фракции съезда советов. Надеюсь, возражать не станете и не откажетесь сделать доклад на фракции. Н. Ленин».
В.И. просит также позвонить ему ответ.
Из этого письма, подписанного фамилией Ленина — «Ульянова», – чего Крупская обычно не делала, Троцкий должен был сделать вывод, что Ленин лишился рассудка. Его только что выгнали из Кремля и посадили под домашний арест, лишив возможности работать и встречаться с людьми, официально назначили Сталина надсмотрщиком (о чем Ленин, разумеется, не знал), а он пишет о взятии позиции без единого выстрела. Без единого выстрела в те дни позиции взяли Сталин и Дзержинский. Неудивительно, что Троцкий на письмо Ленина не ответил: дискутировать на эту тему с ослепшим Лениным он не собирался.
Ленин в отношении Сталина был наивен, но не без предела. Он не случайно диктовал письмо именно Крупской, а не секретарю. Он старался сговориться с Троцким конфиденциально. Похоже, однако, что утечка информации произошла. Уже на следующий день, 22 декабря, Сталин позвонил Крупской, отругал ее, пригрозил взысканием по партийной линии решением Контрольной комиссии, находившейся целиком под контролем Сталина, и сказал, что, если подобное повторится, Сталин объявит вдовой Ленина другую женщину (большевичку Артюхину
[1234]).
Считается, что Крупская сообщила Ленину о звонке Сталина только 5 марта 1923 г., так как именно в этот день Ленин написал Сталину эмоциональное письмо о разрыве отношений
[1235]. Но очевидно, Крупская рассказала обо всем Ленину в тот же день, на что обязан был рассчитывать Сталин, и в ночь с 22 на 23 декабря у Ленина именно по этой причине наступает резкое ухудшение здоровья: по свидетельству М.И. Ульяновой, в ночь на 23 декабря болезнь Ленина «распространилась дальше, правая рука и правая нога поражены параличом. С этих пор Владимир Ильич больше не мог сам писать».
