В угоду высшему руководству партии, а может быть, действительно так считая, ОГПУ объявляло, что самой характерной чертой для «троцкистской оппозиции» в данный момент является все более усиливавшийся идейный и организационный разброд. Причинами этого назывались разгром кадров и технического аппарата оппозиции органами ОГПУ, «взаимная грызня внутри фракции и взаимные обвинения в провокаторстве и предательстве», отсутствие единых взглядов по кардинальным вопросам. Этот анализ не был далек от истины. Цели Троцкого и его единомышленников тоже были определены правильно, за исключением пункта о намерении создать вторую партию: «Изучение документов троцкистской фракции послесъездовского периода и самый характер работы ее подполья не оставляет сомнений в том, что подлинной установкой этой фракции является завоевание большинства в партии и политического руководства далеко не «реформистскими» методами, а путем организации недовольных элементов в рабочем классе и вне его и создания массовой борьбы за смену политического руководства в стране. Не подлежит сомнению, что наиболее экстремистские элементы троцкизма неустанно работают над построением второй партии».
«Троцкизм» объявлялся органами госбезопасности «партией мелкобуржуазной городской интеллигенции, уставшей от режима пролетарской диктатуры, чуждой рабочему классу, считающей заранее дело социализма в СССР проигранным, гибель соввласти неизбежной и беспомощно мятущейся в поисках выхода из собственного безнадежного тупика»
[839]. Этими помпезными лозунгами, отражавшими реальное положение оппозиционеров и их намерения, определялся тот вектор действий против оппозиции, который был угоден сталинскому руководству: постепенное усиление репрессий, в первую очередь против рядовой массы и среднего звена оппозиции, а затем и против ее лидеров.
Следует отметить, что к этому времени кроме левой и правой оппозиции у Сталина появился еще один идеологический противник: оформившиеся в независимую оппозиционную группу демократические централисты. В отношении их ОГПУ давало куда более жесткие оценки. По словам докладной ОГПУ, децисты переродились в «антисоветскую, полуанархистскую, полуфашистскую группу, стоящую за крайние методы борьбы с советским режимом». И хотя по своей численности децисты были малочисленны и в этом плане не могли идти в сравнение с левой оппозицией, ОГПУ отмечало, что оба течения неоднократно вели переговоры о совместных действиях и возможном слиянии. В частности, такие переговоры с «сапроновцами» от «троцкистов» вел в марте 1928 г. Владимир Косиор (Кассиор)
[840], еще один брат-оппозиционер большевистского руководителя Станислава Косиора.
ОГПУ считало, что среди децистов преобладало течение, резко отрицательно относившееся к перспективе слияния с левой оппозицией и выступавшее против «реформистского характера» тактики Троцкого. Особенно серьезные разногласия выявлялись по отношению к стачкам. В противоположность курсу сторонников Троцкого на предотвращение стачек, децисты ставили перед собой задачу активного участия в них, а по возможности — руководства ими. В практической работе децистов все большее значение имела конспирация (условные коды, шифры, конспиративные адреса, тайнопись, явки и т. п.). Предусматривался переход на нелегальное положение лиц, которым угрожали аресты
[841]. Еще более радикальной была незначительная оппозиционная коммунистическая группа «Рабочий путь к власти», в которой слились остатки «рабочей оппозиции» и ранее ликвидированной группы «Рабочий путь» Г. И. Мясникова
[842], исключенного из партии в 1922 г. Эта группа пыталась печатать на ротаторе свою газету, в которой резко критиковался режим Сталина и платформа Троцкого, а сам Троцкий обвинялся в беспринципности и борьбе за власть над рабочим классом
[843].
Из реальных фактов, параноидальных преувеличений и фантастических домыслов спецслужбистов вытекали те конкретные задачи, которые ставило перед собой ОГПУ в отношении оппозиции: «В нашей борьбе с оппозиционным подпольем мы должны рассматривать оппозиционные фракции и группы как антисоветские политические организации. Но было бы не совсем правильно подходить к ним с методами и масштабами разработки и ликвидации меньшевиков, с[оциалистов]-революционеров и др[угих] антисоветских политпартий без некоторых корректив, требуемых известным своеобразием политического существа оппозиционных фракций».
Это «своеобразие» руководители ОГПУ видели в том, что в случае полного и безоговорочного разрыва с оппозицией бывшие оппозиционеры вновь восстанавливались в партии, хотя в искренности этих раскаяний приходилось сомневаться, так как многие «капитулянты» скрывали «свое действительное троцкистское лицо под маской преданности партии»
[844]. А из этого, в свою очередь, вытекали те провокационные методы, которые предлагались как руководство к действию: для ликвидации оппозиционных центров, парализации связей оппозиционеров с массами, пресечения попыток объединения недовольных элементов требовалось содействовать «ускоренному разброду и распылению» кадров оппозиции. Здесь в дело вступал элемент, о котором не упоминали документы и инструкции: «имеющаяся агентура», которая, как оказалось, уже трудилась в рамках оппозиции. Ей вменялось в обязанность способствовать усилению более умеренных групп, стоящих за сближение с партией, добиваться групповых выходов из оппозиционных формирований: «Эта тактика потребует, конечно, напряженного использования агентурных сил, которые по разным причинам… не могут быть использованы для достаточно эффективного освещения подполья. Работа по разложению оппозиции должна проводиться с соблюдением особо строгой конспирации. Нужна безусловная гарантия от провала и разоблачения наших методов работы».
Агентуру требовали внедрять во все группы оппозиционеров, причем расширять число агентов путем привлечения тех членов оппозиции, которые находились «на пути к отходу от оппозиционной работы» для «освещения ее изнутри» и для «подготовки группового выхода из организации и содействия ее развалу». Арестовывать же предполагалось преимущественно интеллигентов, служащих, бывших партийных работников. Рабочих рекомендовалось отправлять в тюрьмы в последнюю очередь. Следователи должны были добиваться от арестованных не только подробных показаний, но и мотивированных заявлений о разрыве с оппозицией и об осуждении фракционной деятельности, причем следствие требовалось проводить в ускоренном порядке, используя его еще и для вербовки новой агентуры. С этой целью приказывалось осуществлять тщательную перлюстрацию переписки ссыльных
[845].
