В январе 1931 г. к Троцкому приехала старшая дочь Зинаида Волкова с четырехлетним сыном Севой (Всеволодом). Сама Зина и ее мать (Соколовская) недоумевали, каким образом советские власти выпустили ее к отцу — злейшему сталинскому врагу. Но за этой поездкой скрывался коварный план. Больная Зинаида была скорее обузой для Троцкого, нервировала его и отвлекала от работы. В Ленинграде с бабушкой оставалась в заложниках старшая дочь Зинаиды от первого брака с Захаром Моглиным — семилетняя Саша. Разрешению на выезд к отцу предшествовал краткий арест Зинаиды
[991], с которой конечно же во время ареста проводили беседы. Она была освобождена через несколько дней и выпущена за границу к отцу. Сталин счел более выгодным отправить ее за рубеж.
Зина страдала туберкулезом легких, и родные надеялись, что ее удастся послать из Турции в одну из европейских стран для квалифицированного лечения. Пока что Троцкий, не ожидая, что из этого выйдет что-то путное в силу личных свойств дочери, дал Зинаиде несколько заданий секретарско-технического характера. Отнесясь к ним как к скучной повинности и считая, что она способна на значительно большее, Зинаида только затрудняла работу Троцкого, вмешиваясь в дела и давая непрошеные, подчас нелепые советы. В качестве секретаря Зинаида отличалась рассеянностью, неисполнительностью, и вскоре ей перестали давать поручения, что вызвало очередные обиды, истерики и выяснение отношений, главным образом с женой Троцкого. Так что надежды Сталина в целом оправдались.
Наталья Ивановна держалась в этой сложной ситуации весьма достойно, проявляла заботу о дочери Троцкого и, тем более, о его внуке, которого сразу полюбила, как родного. Но сам Лев Давидович, всегда озабоченный покоем Натальи, чувствовал себя не в своей тарелке. Отношения с дочерью быстро ухудшались. С большим трудом в качестве временного решения Зинаиду удалось устроить в туберкулезный санаторий под Стамбулом. Там ей, по заявлению врачей, поставили пневмотораксы в оба легких (то есть ввели газ в полость плевры для сдавливания легких с целью спадения характерных для заболевания пустот — каверн). Как позже оказалось (это выяснилось уже в Германии, куда в конце концов Зинаиду удалось отправить на лечение и легких, и психики), турецкие медики, не очень высокой квалификации, смогли установить и остановить пневмоторакс только в одном легком, а туберкулезный процесс во втором легком продолжался. Германские медики остались недовольны тем, как Зинаиду лечили в Турции. Сравнивая зарубежных врачей с теми, которые лечили Троцких до эмиграции, Седова писала, что лучшая похвала — «как московские»
[992], забывая, впрочем, что ее семью в Москве лечили лучшие специалисты правительственной больницы. В конце концов Зину забрали из санатория, она вернулась в семью, и домашнее напряжение сразу же возобновилось.
На Принкипо Троцкий жил четыре с лишним года. Правда, в ночь на 1 марта 1931 г. на его вилле произошел сильный пожар. Перед этим случился меньший пожар, который был быстро ликвидирован собственными силами, не принеся существенного ущерба. (Высказывалось предположение, что оба пожара могли стать результатом неаккуратности Зинаиды.) В результате второго пожара серьезно пострадала значительная часть виллы, сгорели некоторые подготовительные материалы к работам Троцкого, написанные фрагменты текстов (в частности, запланированной им книги о Марксе и Энгельсе)
[993], а также часть архива, однако не очень существенная. Мужественно во время пожара вел себя секретарь и охранник Троцкого Ян Франкель, который остался в горящем доме и выбрасывал из окна кабинета папки с рукописями и другими документами до тех пор, пока прибывавшие пожарные не заставили его покинуть помещение
[994].
О пожаре немедленно под крупными заголовками сообщили турецкие и зарубежные газеты, так что, например, болгарские сторонники, весьма взволнованные этим событием, в тот же день отправили Троцкому почтовую карточку с возникшими у них вопросами. 7 марта Троцкий им ответил: «Я получил вашу открытку от 1 марта с запросом о нашей «катастрофе». Она достаточно велика, но все же не так грозна, как сообщили некоторые газеты. Прежде всего, наиболее полные документы архива хранятся вне Турции, некоторые даже в двух копиях. Та часть архива, которая мне необходима для текущих работ, не сгорела. Спасена также рукопись второго тома «Истории русской революции», который подготавливается мною к печати. Все остальное сгорело. В том числе: материалы, вырезки, заметки для книги о мировом положении, для книги политических характеристик и отчасти для книг о Ленине и о Красной армии. Чтоб восстановить эти материалы, нужна очень большая работа: нужно перечитать большое число книг, старых газет и пр. и пр. Эта работа осуществима только отчасти. Сгорела также вся библиотека и все так называемое «имущество», включая даже такие вещи, как стило
[995], часы и пишущая машинка. Сейчас живем на бивуаке и ищем квартиру»
[996].
В течение почти месяца семья Троцкого вновь жила в гостинице, на этот раз в крохотном отеле «Савой» на Принкипо, а в конце марта перебралась в азиатскую часть Стамбула, в небольшой пригород Кадикьой, где был временно снят дом — менее удобный, чем вилла на Принкипо, но с прочным забором и помещениями для охраны и секретарей, что Лев Давидович считал наиболее важным. Вскоре пожар вспыхнул и в новом доме. Казалось, что Троцкого буквально преследовали пожары, правда не тот главный пожар, о котором он мечтал, не пожар мировой революции. Огонь разгорелся в подвальном этаже. Его удалось быстро потушить без существенного ущерба. В своем дневнике Троцкий записал: «Инициатором предприятия оказался мой внук 6 лет, который трудолюбиво собрал в кучу опилки, дрова, старую вату — и с успехом поджег этот хорошо воспламеняющийся материал. Не без труда и волнений удалось потушить пожар — к огорчению для его инициатора»
[997]. В октябре 1932 г., после весьма трудоемких восстановительных работ, Троцкий получил возможность возвратиться на виллу Иззет-паши, которая ему очень полюбилась
[998].
Еще до второго пожара помощникам Троцкого удалось найти ему хорошего секретаря. Им стала образованная и трудолюбивая Мария Ильинична Певзнер, за десять лет до этого эмигрировавшая вместе со своими близкими из России. Она была политически нейтральной, но смогла вникнуть в интересы и заботы Троцкого и подчас даже по его поручению сама писала письма в разные концы мира с заданиями, существо которых перед этим разъяснял ей Троцкий. Близкие и посетители шутили, что Лев Давидович обзавелся «белогвардейской секретаршей». Почти год, до самого отъезда Троцкого из Турции, Певзнер работала не щадя сил. По вечерам она уезжала в Стамбул на катере, а когда работы было особенно много или когда море было очень беспокойным, ночевала в отеле «Савой» на Принкипо.
