В первой работе — небольшой брошюре «Ленин как национальный тип»
[233] — Троцкий вообще не упоминал о себе. Это были размышления, записанные в первые недели после кончины Ильича. Однако эта брошюра привлекала к себе и, следовательно, к своему автору внимание особенностью трактовки личности Ленина, о чем свидетельствовало уже само ее название. Троцкий стремился, чтобы его работа резко выделилась из массы сугубо другой апологетической литературы, появлявшейся в первые месяцы 1924 г., после смерти Ленина. Именно поэтому Троцкий, известный публике как отъявленный интернационалист и космополит, выделял в Ленине совершенно другие стороны деятельности и характера. «Интернационализм Ленина не нуждается в рекомендации, — говорилось в брошюре. — Но в то же время сам Ленин глубоко национален. Он корнями уходит в новую русскую историю, собирает ее в себе, дает ей высшее выражение и именно таким путем достигает вершин интернационального действия и мирового влияния»
[234].
Ленин представал в брошюре как порождение именно русского пролетариата, свободного, по словам Троцкого, от рутины и шаблона, от фальши и условности и к тому же обладающего совсем еще свежим крестьянским прошлым. Эти и подобные им определения, носившие умозрительный недоказуемый характер, подкреплялись лишь словами, что у Ленина была «мужицкая внешность» и «крепкая мужицкая подоплека». Любопытно, что Троцкий входил в противоречие с марксистскими догмами или, по крайней мере, трактовал их весьма вольно и расширительно, когда писал об «интуиции» Ленина или о «неведомых, наукой еще не раскрытых путях», которые сформировали личность вождя
[235].
В рассмотренной брошюре проявилась важная особенность Троцкого как историка: он оказался способным при всей своей приверженности марксистским догматам оторваться от «классового подхода», выйти за пределы марксистской парадигмы, если этого требовал собственный политический интерес: «Теми неведомыми, наукой еще не раскрытыми путями, какими формируется человеческая личность, Ленин впитал в себя из национальной среды все, что понадобилось ему для величайшего в человеческой истории революционного действия. Именно потому, что через Ленина социальная революция, давно имеющая свое интернационально-теоретическое выражение, нашла впервые свое национальное воплощение, Ленин стал в самом прямом и самом непосредственном смысле революционным руководителем мирового пролетариата»
[236].
Автор явно стремился противопоставить себя тем примитивным, по его мнению, суждениям о Ленине, которые в изобилии появлялись в эти месяцы из-под пера Каменева, Зиновьева и особенно Сталина, но преуспел главным образом в хлесткости стиля, яркости выражений и сравнений, внося свой вклад в прославление покойного.
В несравненно большей степени эти свойства были характерны для значительно более обширной работы, написанной вслед за брошюрой о национальных чертах Ленина. На этот раз речь шла о воспоминаниях, посвященных двум узловым моментам: «старой» «Искре» — то есть первой российской социал-демократической газете, до того времени, как она оказалась в руках меньшевиков, а Ленин перестал в ней участвовать, — и «решающему году», в центре которого стоял Октябрьский переворот, событиям с середины 1917 до осени 1918 г.: «О Ленине. Материалы для биографа»
[237]. Это была первая книга воспоминаний Троцкого, для которой характерны в максимальной степени хорошо известные историкам позитивные стороны и недостатки лучших произведений этого жанра. Яркие подробности событий, великолепно вычерченные образы, неизвестные или почти неизвестные факты сочетались в книге с субъективностью оценок, явным подчеркиванием собственной роли и деятельности, приданием им подчас решающего значения, стремлением к минимальному освещению или даже почти полному игнорированию тех эпизодов, которые теперь представлялись автору то ли мелкими, то ли не соответствующими его нынешней позиции, то ли попросту политически невыгодными для передачи современникам. Автор, правда, утверждал, что о всех других персонажах, кроме Ленина, в том числе о самом себе, он рассказывал лишь постольку, поскольку это необходимо, чтобы показать Ленина, но, соблюдая это намерение в отношении всех остальных, он отнюдь не выполнил обязательства применительно к себе, порой сбиваясь на повествование о своей жизни.
Первая часть мемуаров посвящалась в значительной мере сотрудничеству Ленина и Троцкого перед II съездом РСДРП
[238]. Разрыв с Лениным на съезде, переход Троцкого в меньшевистский лагерь и острая полемика двух лидеров представлены были лишь в самом конце очерка и крайне бегло. В то же время воспоминания о том сравнительно давнем времени были достоверными, яркими, хлесткими, как это почти всегда было свойственно Троцкому. Но в этом фрагменте Ленин представал уже как зрелый партийный деятель, равный известным руководителям группы «Освобождение труда» Плеханову и Засулич. Ленин в определенной мере противопоставлялся Мартову, статьи которого Ленин находил «недостаточно определенными», а эгоистические свойства Ленина, которые автор, к чести его, не игнорировал, объяснялись объективными условиями и политической необходимостью.
Сходный характер носила и вторая, значительно бо́льшая по объему часть «Вокруг Октября». Но это был материал о событиях более близких и о том периоде, когда Троцкий и Ленин находились на почти идентичных позициях во время подготовки захвата большевиками власти, закрепления большевистской диктатуры, брестских переговоров и начала Гражданской войны. Исключением являлись только разногласия на заключительном этапе переговоров в Брест-Литовске, которые как раз во время подготовки книги воспоминаний Троцкого стали всячески преувеличивать сторонники Сталина, пытаясь превратить их в «особую позицию» Троцкого, приведшую к «срыву» переговоров.
В этой части Троцкий вполне достоверно воспроизводил действительные события и детали революции 1917 г., свидетелем и активнейшим участником которых он был. В данном случае максимально объективная картина являлась в то же время наиболее для него целесообразной с точки зрения его текущих политических задач в борьбе против сталинской группы, которую он попросту игнорировал, как будто ни Сталина, ни Зиновьева с Каменевым вообще не существовало на свете. В числе важнейших моментов, отличавших воспоминания Троцкого от откровенно апологетической литературы, были указания на то, что Ленин был рьяным сторонником большевистского террора, что партия далеко не всегда покорно следовала за Лениным и не ловила глазами каждый взмах его дирижерской палочки; что после 1917 г. в большевистской партии не раз возникали серьезные разногласия, что Ленин был не столько теоретиком, сколько практическим исполнителем заветов Маркса и Энгельса.
