За Каменевым последовал Сталин. Выступив 19 ноября на том же заседании комфракции ВЦСПС
[253], он в еще большей степени, чем его предшественник, разразился грубыми ругательствами по адресу Троцкого, не гнушаясь прямым искажением и фальсификацией событий. Защищая своих нынешних союзников — Каменева и Зиновьева — от «нападок» Троцкого, которые Сталин объявил личными (в чем был известный смысл, хотя личные моменты здесь неразрывно переплетались с сугубо политическими), генсек всячески преуменьшал роль Троцкого в октябрьских событиях 1917 г. и выпячивал разногласия, связанные с подписанием мирного договора с Германией в начале 1918 г. Сталин ввел термин «новый троцкизм» (в отличие от «исторического троцкизма», то есть взглядов Троцкого до 1917 г.) и утверждал, что цель этого «нового течения» — опорочить партийные кадры и самого Ленина, подменить ленинизм троцкизмом. Генсек, наконец, касался особенно болезненной для него темы — роли Троцкого (а следовательно, своей собственной) в Гражданской войне. Он возражал против «легенды», что Троцкий был создателем Красной армии. Игнорируя слишком уж очевидные в смысле правоты Троцкого события в районе Царицына, Сталин разглагольствовал об ошибках Троцкого в планировании операций против Колчака и Деникина.
К массированной «антитроцкистской» кампании присоединились Зиновьев (выступивший со статьей «Большевизм или троцкизм?»)
[254] и Бухарин (опубликовавший в «Правде» редакционную статью «Как не нужно писать историю Октября»)
[255]. В свою очередь Молотов атаковал «политического противника» с другого фланга, написав большую статью, выпущенную брошюрой, с критикой книги Троцкого о Ленине
[256]. Выход на полемическую арену «каменной задницы», как почти открыто именовали Молотова в высших партийных кругах, должен был стать для Троцкого особенно оскорбительным, тем более что этот бюрократ был слишком прямолинеен в «разоблачении отступничества». Достаточно показательным было заключение брошюры, отражающее ее догматический, корявый по стилю текст с массой повторений: «Если современный троцкизм пытается кое в чем затушевать разницу между троцкизмом и ленинизмом, если современный троцкизм пытается оправдать в чем-либо троцкизм перед ленинизмом, это нельзя рассматривать иначе, как покушение с дурными средствами, какие бы тут ни были личные намерения… Троцкист в Троцком берет верх над ленинцем. Эта книга, как и «Уроки Октября» и «Новый курс», будет служить материалами для характеристики двойственности теперешней политической позиции Троцкого и тем самым материалами об уроках троцкизма»
[257].
После Молотова по поводу воспоминаний о Ленине стали критически высказываться и другие авторы. Одному из них — И. Вардину (Мгеладзе)
[258], работавшему в аппарате ЦК (позже он в качестве приближенного Зиновьева примкнет к объединенной оппозиции и на недолгое время станет ее довольно активным деятелем), Троцкий резко ответил в «Большевике». Рецензия Вардина была опубликована в 10-м номере журнала за 1924 г. Троцкий написал, что в ней побит «советский рекорд уплотненной путаницы»
[259]. Особенно Вардина возмутил эпизод, когда Ленин фактически осудил собственный лозунг «Грабь награбленное!». На сторону Вардина, по существу, стала редакция журнала, написавшая в редакционной статье о глубоких принципиальных разногласиях Троцкого с Лениным до 1917 г. и о том, что Троцкому свойственна «излишняя запальчивость» и что он не учится на собственных ошибках
[260].
Через непродолжительное время вновь выступил Каменев, который на этот раз включился в полемику с Троцким по поводу оценки последним Ленина. Член «тройки» поместил в «Правде», а затем издал отдельной брошюрой текст, в котором развивал уже высказанную рядом «вождей» согласованную ими версию, что Троцкий называет себя ленинцем, не будучи таковым на самом деле, и фактически проповедует под видом ленинизма «подмену ленинизма троцкизмом». Для Каменева приберегли важный документ, призванный окончательно скомпрометировать Троцкого: то самое письмо Троцкого Чхеидзе, написанное в 1913 г., причем Каменев придал этому письму весомость, упомянув его в заголовке памфлета
[261] и опубликовав в приложении. Через пять с лишним лет Троцкий сокрушался: «Не имея понятия о вчерашнем дне партии, массы прочитали враждебные отзывы Троцкого о Ленине. Они были оглушены. Правда, отзывы были написаны за 12 лет перед тем. Но хронология исчезала перед лицом голых цитат. Употребление, которое сделано было эпигонами из моего письма к Чхеидзе, представляет собой один из величайших обманов в мировой истории»
[262].
Неясно, правда, в чем состоял обман. Письмо отражало политическую атмосферу того времени. Вражда между Лениным и Троцким была в тот период бесспорным фактом. Оба революционера не жалели нелицеприятных слов, чтобы очернить друг друга. Так что обмана не было. Письмо было передано партийному руководству Ольминским. В сопроводительной записке, которую правильнее было бы назвать доносом, сообщалось, что три года назад Ольминский написал Троцкому об обнаружении этого документа и запросил его о целесообразности публикации, на что последний ответил отрицательно: «Время для истории еще не пришло. Письма писались под впечатлением минуты и ее потребностей, тон письма этому соответствовал». Ольминский также утверждал, что «письма» (на самом деле только одно письмо) — не результат минутного настроения, а «один из этапов политической борьбы между большевиками и меньшевиками» и что в письме «сквозит презрение к партии»
[263]. Вопреки воле Троцкого и в интересах «истины» Ольминский пересылал теперь письмо Троцкого руководству для публикации.
