Письмо Троцкого от 8 октября предопределило дальнейшие коллективные и индивидуальные выступления и характер недолгой дискуссии, последовавшей за этим документом. На состоявшемся 11 октября заседании Политбюро Троцкий сообщил, что ознакомил со своим письмом еще и «небольшой круг ответственных товарищей», не входивших в Секретариат ЦК, ЦК и ЦКК. В ответ Политбюро проинформировало Троцкого о принятом решении отложить рассылку письма членам ЦК и ЦКК. Иными словами, Политбюро постановило не распространять письмо Троцкого даже в узком кругу высокопоставленных партийных работников. С этим решением Троцкий, подчиняясь партийной дисциплине, вынужден был согласиться
[21]. Собственноручно инициировав рассылку письма в период между 8 и 11 октября, Троцкий, сам тоже не подозревая и, может быть, не желая, нарушил запрет высшего партийного органа.
В результате письмо распространилось достаточно широко. 14 октября оно обсуждалось на заседании бюро Московского комитета партии, где с серьезной тревогой сообщалось, что текст письма разошелся по партийным организациям, что под ним собирают подписи и что попутно выдвигаются требования созыва внеочередного партийного съезда. Московская парторганизация увидела в этом попытку создания Троцким фракции со своей собственной платформой и подвергла резкому осуждению действия будущих оппозиционеров, которые «несут неисчислимые опасности партии, стране и делу мировой революции»
[22]. По отношению к Троцкому и его сторонникам предлагалось предпринять санкции, предусмотренные резолюцией X съезда «О единстве партии». Постановлением Политбюро от 15 октября 1923 г., принятым по предложению В. М. Молотова и М. П. Томского, на Троцкого была возложена ответственность за распространение крамольного письма, но, учитывая, что письмо уже разошлось по рукам партийного актива, запрет на рассылку письма членам ЦК и ЦКК был теперь снят. Троцкий, формально демонстрируя подчинение партдисциплине, снял с себя ответственность за дальнейшее распространение злосчастного текста и обратился к партактиву с просьбой не заниматься распространением письма и сбором под ним подписей
[23].
В середине октября в Политбюро было послано письмо, получившее название «Заявление 46-ти»
[24]. Оно явилось прямым отголоском письма Троцкого от 8 октября. Вряд ли перо Троцкого касалось этого «Заявления», но то, что с текстом Лев Давидович был предварительно ознакомлен, что он давал свои рекомендации, представляется более чем вероятным. И уж во всяком случае «подписанты», бесспорно, были знакомы с письмом Троцкого от 8 октября. В «Заявлении» констатировались признаки экономического, в частности кредитного и финансового, кризиса, который дополнялся и в значительной мере был обусловлен разделением партии на секретарскую иерархию и «мирян», профессиональных функционеров, назначаемых сверху, и массу, не участвующую в общественной жизни. Авторы шли даже несколько дальше утверждений Троцкого, что легко объяснимо: он был членом Политбюро и вынужден был себя во многом сдерживать.
В «Заявлении 46-ти»
[25] утверждалось, что после X съезда РКП(б) в партии сложился «режим фракционной диктатуры», предопределенный резолюцией о единстве партии. «Фракционный режим должен быть устранен — и это должны сделать в первую очередь его насадители, он должен быть заменен режимом товарищеского единства и внутрипартийной демократии», — писали авторы заявления, среди которых не было ни одного представителя высшего партийного руководства. Впрочем, среди подписантов были известные партийные деятели: Альский — заместитель наркома финансов СССР; Антонов-Овсеенко — один из организаторов Октябрьского переворота в Петрограде, а теперь начальник Политического управления Красной армии; Бубнов — заведующий агитационно-пропагандистским отделом ЦК РКП(б); Муралов — командующий войсками Московского военного округа; Преображенский — председатель финансового комитета ЦК и Совнаркома; Пятаков — заместитель председателя Госплана; Сапронов — секретарь Президиума ВЦИКа; Серебряков — заместитель наркома путей сообщения; И. Н. Смирнов — нарком почт и телеграфов СССР. Заявление подписали также известные всей стране партийные журналисты: А. К. Воронский
[26] — редактор журналов «Красная новь» и «Прожектор» и Л. С. Сосновский
[27] — редактор газет «Беднота» и «Коммунар», острые статьи и жалящие фельетоны которого появлялись к тому же чуть ли не в каждом номере «Правды» и других центральных газетах.
