Таким образом, подавляющее большинство членов Комиссии были либералами. Троцкистов в Комиссии не было. В то же время все члены Комиссии были убеждены в необходимости открытых слушаний, которые и по существу, и по форме соответствовали бы современным юридическим процедурам, были бы признаны правовыми нормами и приняты в демократическом обществе
[799].
Ряд общественных деятелей отказался войти в Комиссию по самым разным причинам. Некоторые не хотели создавать себе излишних сложностей и иметь дополнительные хлопоты, за что на Комиссию посыпались нападки не только со стороны компартий, но и со стороны людей, симпатизировавших Сталину и Советскому Союзу. Когда крупнейшему американскому историку Чарлзу Бёрду предложили войти в Комиссию, он отказался от этой чести, но лишь потому, что фиктивность обвинений была для него совершенно ясна и не нуждалась в дополнительных свидетельствах. Бёрд полагал, что Троцкий не обязан доказывать свою невиновность. «Это обязанность обвинителей — предъявить нечто большее, чем признания» обвиняемых
[800], — писал он в американский Комитет защиты Троцкого. С точки зрения формальных юридических норм историк был совершенно прав — он лишь повторял общеизвестное положение о презумпции невиновности. Но ведь в СССР действовал Уголовный кодекс, в котором, наоборот, доминировала презумпция виновности, а «царицей доказательств» считалось признание подсудимых, в том числе выбитое путем самых изощренных пыток. Впрочем, в своем письме от 19 марта 1937 г. в Комитет защиты Троцкого Бёрд сопоставлял московские процессы с судами инквизиции и делал вывод, что обвинители не в состоянии привести доказательства конкретных деяний, совершенных Троцким
[801].
Еще более красноречивым оказался писатель Дж. Бернард Шоу, который, отказываясь войти в Комиссию, с иронией намекал, что Троцкому — как и любому другому человеку — лучше жить и писать в Мексике, а не в сталинском Советском Союзе, где единственными его слушателями и читателями могут быть советские следователи и прокуроры: «Я надеюсь, что Троцкий не позволит заставить себя предстать перед судом, более ограниченным, нежели его читающая публика, где он сам творит суд над своими обвинителями. Эта его позиция дает ему все преимущества; если ему удобно в Мексике (довольно приятное место), я ничего не буду предпринимать, чтобы изменить это положение. Его перо — это великолепное оружие»
[802].
Уже в самом начале Дьюи попытались подкупить: его пригласили посетить СССР, намекнув на возможность издания в Москве его книг и получения больших гонораров
[803]. Когда же ученый отказался и от приглашения, и от следования «совету» не участвовать в «реабилитации врага советского народа» Троцкого, на Дьюи обрушилась критика. Теперь его обвиняли в материальной заинтересованности, в получении взятки и даже в том, что он просто потерял разум. Особенно изощрялись в преследовании Дьюи писатель Теодор Драйзер
[804], драматург Лилиан Хеллман, журналист Хейвуд Браун, занимавшие в то время абсолютно просталинские позиции. Центр советской разведки, со своей стороны, требовал от нью-йоркской резидентуры максимальной активизации работы и новых усилий в «разработке хорьков»
[805], но отсутствие какой-либо информации по этому вопросу говорит о том, что в этом направлении сделано ничего не было.
Заседания Комиссии проходили в «Голубом доме» в Койоа-кане на авенида Лондрес, 127, с 10 по 17 апреля. Сюда приехали, правда, не все члены комиссии, а выделенная ею подкомиссия в составе пяти человек во главе с Джоном Дьюи. Знаменитый адвокат Джон Финерти, чье имя было на слуху еще со времени таких нашумевших судебных процессов, как дело профсоюзного активиста Тома Муни в 1918 г. или суд над обвиненными в убийстве анархистами Никколо Сакко и Бартоломео Ванцетти (1920), выступал в качестве правового советника комиссии. Юрист Альберт Гольдман из Чикаго являлся адвокатом Троцкого. Единственным свидетелем (естественно, кроме самого Троцкого) был его секретарь на Принкипо, в Норвегии и в Мексике Франкель. Репортером считался Глоцер. Помощь Троцкому оказывал также приехавший из Нью-Йорка известный публицист и автор популярных биографий Бертрам Вольф, который в то время симпатизировал Троцкому (а позже написал книгу «Трое, сделавшие революцию» (оЛенине, Троцком и Сталине)
[806]. Глоцер вспоминал, что «все были до предела заняты, сортируя документы, письма и другие материалы для сессии, которая должна была начаться на днях»
[807].
Важные материалы поступали из Европы, где их готовили сотрудники «Бюллетеня оппозиции», прежде всего тогда еще живой Седов. В те дни он проявлял невиданную энергию, с огромными трудностями собирая показания о местопребывании Троцкого и его деятельности, не оставлявшие камня на камне от советских измышлений. По возможности свидетельские показания заверялись нотариусами, но это было не всегда реально, ибо в некоторых случаях они исходили от лиц, находившихся на нелегальном или полулегальном положении. Седов писал отцу 8 апреля 1937 г.: «Каждое показание, даже самое ничтожное, есть результат работы многих дней и денег
[808], как это не может не показаться преувеличенным и даже нелепым. Нас несколько человек, из которых кроме меня остальные служат
[809], и мы все свое время и все свои силы посвятили этой работе. Уже много недель, как мы кончаем работу не раньше 12 часов ночи. Мои жильцы [соседи] внизу даже заявили протест консьержке за беспрерывный стук на машинке»
[810].
