Революционный оптимизм Троцкого оборачивался пессимизмом и требовал пересмотра основополагающей коммунистической догмы о том, что современная эпоха является эпохой пролетарских революций. Отказ от этой теории возможен был, по мнению Троцкого, в двух случаях: если по окончании Второй мировой войны Октябрьская революция не найдет продолжения ни в одной из передовых стран или если «пролетариат окажется отброшенным назад»
[879].
Исключенный из Политбюро, отстраненный от власти и высланный из страны много лет назад Троцкий, разумеется, не догадывался о планах и мыслях Сталина применительно использованию конкретной внешнеполитической ситуации лета и осени 1939 г. Между тем взгляды на происходившее в те дни у Троцкого и Сталина в чем-то совпадали. Сталин тоже считал, что грядущая мировая война предоставляет СССР последний шанс установить в Европе коммунистическую систему правления под главенством Советского Союза (и под диктатом Сталина). Советско-германские отношения, предшествовавшие подписанию 23 августа 1939 г. пакта Молотова — Риббентропа, названного так по именам государственных деятелей, его подписавших, — председателя Совнаркома и наркома иностранных дел Вячеслава Молотова и министра иностранных дел Германии Иоахима фон Риббентропа
[880], имели свою непростую историю, частью которой Троцкий уже не был.
Стратегия Сталина в отношении революции в Германии отличалась и от прямолинейного подхода Маркса и Троцкого, рассчитывавших на восстание германского рабочего класса, и от антифранцузских планов Ленина, стремившегося толкнуть немцев на создание «фронта на Рейне». Сталин хотел уничтожить все центристские политические группы и оставить противостоящими друг другу нацизм и большевизм. Он справедливо считал, что основной силой мировой революции является СССР и остальные иностранные компартии выполняют вспомогательные функции. В рамках такой программы в 1929–1939 гг. все силы советской коминтерновской и внешней политики в отношении Германии были направлены на подрыв Веймарской республики, на прямую поддержку нацистских забастовок, на провоцирование вооруженных столкновений с демократией. Поэтому начиная с 1933 г. задачей Сталина было заключение союза с немецкими милитаристами и Гитлером, а тактика «единого фронта» в Европе в 1934–1939 гг. для Сталина была лишь прикрытием политики подготовки соглашения с нацистами. Если бы Сталин планировал заключить союз с Англией и Францией против Германии, он вел бы открытые переговоры с Германией и тайные — с Францией и Англией. Но Сталин рассчитывал заключить соглашение именно с Гитлером. Поэтому он вел открытые переговоры с Англией и Францией и тайные — с нацистским правительством.
На этом фоне Европу потряс удар, который позже историки сравнят только с началом Второй мировой войны: «мюнхенский сговор». Мюнхенское соглашение было подписано Францией и Англией для того, чтобы предотвратить войну. Это была последняя отчаянная попытка пацифистски настроенных Франции и Англии, принеся в жертву часть Чехословакии, умиротворить Гитлера и любой ценой сохранить мир в Европе. К 1938 году ситуация в Европе для западных демократий сложилась катастрофическая. В Италии у власти был Муссолини. В Германии — Гитлер. В Испании — Франко. Австрии уже не было: в результате аншлюса она стала частью германской империи. В Португалии и Венгрии у власти были диктаторы.
Формально говоря, существовал договор между Францией, Чехословакией и СССР. В случае нападения Германии на Чехословакию чехословацкое правительство должно было официально обратиться к Франции и СССР с просьбой об оказании военной помощи. И во всех советских книгах подробно описано, как именно Советский Союз готов был эту помощь оказать, сколько дивизий СССР имел, сколько самолетов и сколько танков стояло наготове… Но в сентябре 1938 г. из-за Чехословакии никто не хотел и не готов был воевать: ни Франция, ни Англия, ни Советский Союз, ни даже Чехословакия. Президент Чехословакии Эдуард Бенеш в критический момент действительно послал Сталину телеграмму, формально обращаясь к Советскому Союзу за помощью, предусмотренной договором. Но ответа на эту телеграмму Бенеш вовремя не получил. Советское правительство тянуло с ответом. Вскоре Бенеш прислал новую телеграмму, извещающую Сталина, что Чехословакия приняла условия капитуляции и от военной помощи Красной армии отказывается.
Понятно, что советское правительство в тот период воевать с Гитлером из-за Чехословакии не планировало. Переговоры о советской военной помощи Чехословакии велись Сталиным исключительно для того, чтобы получить разрешение Польши на проход к чехословацкой границе. Оккупация Польши вообще была комплексом Сталина. Антипольский комплекс Сталина можно было сравнить только с антисемитским комплексом Гитлера. Поляки это хорошо понимали и согласия на проход советских войск через Польшу не давали, так как полякам было очевидно, что Красная армия, однажды войдя в Польшу, из нее уже никогда не уйдет. Так показывали уроки российско-польских отношений многих веков.
На поляков давили Франция, Англия, Чехословакия и Советский Союз, но поляки впустить советские войска не согласились. (То же самое, только уже без Чехословакии, повторится в 1939 г. при переговорах советского правительства с Францией и Англией о пакте о взаимопомощи на случай агрессии Германии. Советский Союз снова готов будет подписать договор с Францией и Англией, но при условии согласия Польши на проход советских войск через ее территорию.)
Советский Союз действительно не граничил с Германией, Францией и Чехословакией. Но почему, собственно, Франция и Англия, настаивавшие на соблюдении условий Версальского договора все 20-е гг., не готовы были объявить войну Гитлеру в 1938 г. в связи с требованием нацистов отдать Германии судетскую часть Чехословакии, населенную в существенной части этническими немцами? Почему нужно было соглашаться на «раздел» Чехословакии? Прежде всего потому, что Англия и Франция не были готовы предстать перед своими избирателями агрессорами. Из-за судетских немцев, то есть этнических немцев, живших в Чехословакии и желавших присоединения к Германии, начинать Вторую мировую войну в 1938 г. Европа была не готова. Впрочем, и в марте 1939 г. из-за оккупации Гитлером оставшейся части Чехословакии Европа тоже не была готова начать войну. Что воевать, если сама Чехословакия сдается без сопротивления!
В марте 1939 года Гитлер не рисковал большой войной. Он знал, что из-за Чехословакии большую войну начинать никто не будет. Он вообще не верил уже в большую войну. С оккупацией Чехословакии в марте 1939 г. он решил все внешнеполитические задачи, стоявшие перед рейхом. Кроме одной: уничтожение европейского и мирового еврейства. Этнические немцы были объединены в границах империи. Экономика Германии была на подъеме. Все ограничительные статьи Версальского договора были аннулированы временем (Гитлер просто перестал их выполнять). Собственность немецких евреев была экспроприирована. Сами они лишены были всех прав, изгнаны из рейха либо арестованы и отправлены в лагеря. Именно в этот момент, когда малой кровью Гитлер добился для Германии всего, чего хотел, Сталин пригласил Гитлера к столу переговоров. Это приглашение было открытым и демонстративным. 3 мая 1939 г. председатель Совнаркома Молотов, русский по национальности, сменил на посту наркома иностранных дел еврея Литвинова, с которым Гитлер никогда не сел бы за стол переговоров в силу физиологического антисемитизма. Замена еврея Литвинова на русского Молотова была сигналом Сталина о готовности начать серьезные переговоры с германским правительством. Этот сигнал был услышан, приглашение было принято.
