Более того, ряд статей и писем, посвященных защите фракции Кэннона и осуждению позиции Шахтмана и Бернхема, уже после гибели Троцкого были включены сторонниками Кэннона в специальный сборник, которому было дано название «В защиту марксизма»
[900]. Само название этого тома отлучало отступников не только от 4-го Интернационала, но и от основополагающего учения. Включенные в том документы были переведены на английский язык Истменом
[901].
Шахтман и Бёрнхем тоже не молчали. В ответ на «Открытое письмо Джеймсу Бёрнхему»
[902], в котором содержались обвинения в отступничестве от азов марксизма и диалектики, последний откликнулся не менее язвительным и, пожалуй, более аргументированным эссе под названием «Наука и стиль»
[903]. Здесь доказывалось, что сам Троцкий перешел на консервативные позиции, хотя и цеплялся упорно за собственные устаревшие взгляды. Пожалуй, никогда Троцкого не атаковали так остро и энергично из рядов его собственных сторонников, как это было сделано Бёрнхемом. В конце своей жизни Троцкий, таким образом, поставил себя в крайне сложное положение. Он ожесточенно, внешне аргументированно, нападал на тех, кто, по его мнению, перегибал палку в критике сталинизма, отождествлял сталинизм с самим СССР и ставил знак равенства между диктатурой Сталина и «диктатурой пролетариата». Он непримиримо спорил с теми, кто оспаривал мнение, что СССР остается пролетарским государством, что в нем сохраняются экономические и социальные основы того, что было завоевано Октябрем. Троцкий полагал, что сталинская диктатура лучше, чем «реставрация капитализма»; и лучше, чем меньшевики или другие социалистические партии. В прессе Троцкий высказывал это завуалированно. В личной переписке — открыто. «Если бы в СССР у нас был выбор между сталинистами и меньшевиками, мы бы, очевидно, выбрали сталинистов, поскольку меньшевики лишь могут служить прислужниками буржуазии»
[904], — писал он Сержу.
Одновременно Троцкий столь же решительно разоблачал мнимых «друзей СССР», которые на самом деле были сталинскими друзьями, фактически являлись проводниками его воли за рубежом. Этим людям, к которым он относился с нескрываемым презрением, он бросал в лицо убедительные факты из серии «сталинских преступлений», имея в виду прежде всего партийные чистки. Троцкий был убежден, что в сталинское время в СССР сложился деспотизм, не имевший аналогий в истории: «Государство — это я» — почти либеральная формулировка по сравнению с действительностью сталинского тоталитарного режима. Людовик XIV отождествлял себя лишь с государством. Римский папа отождествляет себя и с государством, и с церковью. Тоталитарное государство идет гораздо дальше цезарей и божьих наместников, поскольку оно, кроме того, вбирает в себя всю экономику страны. Сталин, в отличие от короля-солнца, имеет основание сказать: «Общество — это я»
[905].
Глубочайшее логическое противоречие в оценке Сталина и существовавшей под его властью системы Троцкий не смог преодолеть до конца своих дней.
Глава 9 МЕСТЬ СТАЛИНА
1. «Утка» и «Конь»
С годами у Сталина возрастало сожаление, что он смалодушничал, испугался, позволил необычную для себя мягкость, допустил непростительную ошибку и выпустил в 1929 г. Троцкого за пределы СССР. Он понимал, насколько численно незначительны и маловлиятельны сторонники Троцкого в мире, но в то же время опасался, что те или иные компартии или отдельные их группы могут присоединиться к движению Троцкого и 4-му Интернационалу. Это опасение было тем более небезосновательно, что начиная с августа 1939 г. Сталин, встав на тропу войны и на путь сотрудничества с антисемитом Гитлером, открыл себя для критики еще и всех тех, кто был евреем или сочувствовал им. А среди коммунистов и троцкистов евреев было непропорционально много. Наконец, к 1939 г. Сталин пролил уже так много крови, уничтожив сотни тысяч партийных, военных и государственных служащих и миллионы беспартийных советских людей, что смерть еще одного коммунистического деятеля ничего не меняла в этом бесконечном списке.
Известный советский разведчик и диверсант П.А. Судоплатов писал, что задача по устранению Троцкого впервые была поставлена в 1937 г., в разгар чисток. Выполнение операции было поручено заместителю начальника 5-го (иностранного) отдела ГУ ГБ НКВД Шпигельгласу, который после смерти Слуцкого в феврале 1937 г. стал исполняющим обязанности руководителя 5-го отдела. Шпигельглас «провалил это важное правительственное задание»
[906] и осенью 1938 г. был арестован. Исполняющим обязанности начальника 5-го отдела временно стал Судоплатов. В сентябре 1938 г. вместе с Берией его вызвали к Сталину. «Троцкий должен быть устранен в течение года, прежде чем развяжется неминуемая война, — сказал Сталин. — Без устранения Троцкого, как показывает испанский опыт, мы не можем быть уверены в случае нападения империалистов на Советский Союз в поддержке наших соратников по международному коммунистическому движению».
Иными словами, Сталин боялся, что после советского вторжения в те или иные европейские государства коммунистическая пятая колонна будет расколота на сталинистов и троцкистов точно так же, как это произошло во время гражданской войны в Испании, и вместо дружной поддержки советских оккупантов и Красной армии разрозненные коммунистические группы займутся выяснением друг с другом отношений о том, чья доктрина вернее и ближе к догмам марксизма-ленинизма: Сталина или Троцкого.
Судоплатову поручалось организовать группу боевиков для проведения операции по убийству Троцкого (Сталин использовал слово «акция»). «Партия никогда не забудет тех, кто в ней участвовал, и позаботится не только о них самих, но и обо всех членах их семей», — сказал Сталин, намекая, что придется использовать террористов-смертников. Он также подчеркнул, что вся отчетность по операции должна предоставляться руководству исключительно в рукописном виде. Тогда же для нанесения удара «по центру троцкистского движения» Судоплатов был назначен заместителем начальника внешней разведки
[907]. В марте 1939 г., когда до начала Второй мировой войны оставалось несколько месяцев, Берия сообщил Судоплатову, что устранение Троцкого должно стать главной задачей ИНО
[908].
