Прямым продолжением биографического очерка стала написанная в 1930 г. статья «Сталин как теоретик»
[227], в основном посвященная позиции Сталина в аграрно-крестьянском вопросе в 20-х гг. — во время новой экономической политики и после ее завершения. Теоретическое невежество Сталина (в пределах марксистской парадигмы) Троцкий показывал не просто весьма убедительно, но едко и остроумно. Он находил у Сталина прямое противопоставление «аграрно-демократической и индустриально-социалистической революций». Из этого делался вывод о неспособности советского лидера к абстрактному мышлению. Рассуждая по поводу фактических противоречий между городом и деревней, «ножниц цен» на сельскохозяйственную и промышленную продукцию, лидер оппозиции приходил к заключению, что у Сталина произошла в отношении НЭПа и рынка характерная эволюция, обычно случающаяся с эмпириками: «Эмпиризм вел к субъективизму». В результате с «ножницами» Сталин поступил весьма просто: ликвидировал их при помощи социальнополитических «перегибов».
Показательно, что Троцкий не бичевал Сталина за насильственную коллективизацию, первые проявления и результаты которой постепенно становились известны на Западе. Сам факт насилия и кровопролитий во время аграрных преобразований оставлялся в стороне, за рамками теоретической дискуссии. То, что творилось в сельской местности в 1928–1930 гг., автор сводил в основном к теоретической некомпетентности Сталина, его неспособности к абстрактному мышлению. Между тем насильственная коллективизация, проведенная как «революция сверху», обернулась тягчайшими страданиями, голодом, массовой смертностью, каннибализмом, подрывом сельскохозяйственного производства (от которого страна не оправилась по сей день). В 1930 г. было конечно же трудно дать этим событиям всестороннюю оценку. Но осторожность, с которой Троцкий оценивал результаты сталинской аграрной политики к началу 30-х гг.
[228], была вызвана неспособностью Троцкого изменить собственным взглядам. Левый оппозиционер Троцкий очень хорошо понимал, что Сталин взял на вооружение его и Преображенского программу, что насильственная коллективизация в деревне является тем необходимым первым шагом по борьбе с крестьянством, без которого с крестьянина нельзя собрать «дань» для индустриализации страны. Разумеется, теоретические выкладки Преображенского оставляли поле для разных трактовок прочитанного и уж тем более для разных вариантов практической реализации поставленных теоретических задач. Троцкий искренне мог верить в то, что Сталин проводил коллективизацию не так, как проводил бы ее Троцкий. Но в целом создатель трудовых армий стоял в этом вопросе на стороне Сталина, а не на стороне крестьянина.
Среди проблем международного революционного движения второй половины 20-х гг., к которым имел отношение Сталин как фактический руководитель Коминтерна и входящих в него партий, Троцкий ставил на первое место развитие революции в Китае, чему была посвящена специальная статья
[229]. В ней автор полагал, что китайская революция 1925–1927 гг. являлась самым крупным событием всемирной новейшей истории после революции 1917 г. в России. Какую же позицию, по мнению автора, занимал Сталин в ходе китайской революции? Троцкий с негодованием отвергал сталинскую установку на блок коммунистов с лидером Гоминьдана Чан Кайши, на вхождение компартии в состав Гоминьдана, на принятие Гоминьдана в состав Коминтерна в качестве «сочувствующей» партии. Троцкий всячески противопоставлял сталинский курс в Китае установкам Ленина на временный союз с буржуазно-демократическими движениями в колониях. При этом особое внимание он обращал на требование Ленина сохранить самостоятельность пролетарского движения, считая, что Сталин это ленинское указание грубо нарушил. Разумеется, Троцкий не упоминал о том, что и сам он поначалу был за вхождение компартии в состав Гоминьдана; что постоянная угроза японского нападения на Дальний Восток и японской агрессии в отношении Монголии и Китая требовала создания сильного национального Китая, руководимого жесткой рукой правителя; что Чан Кайши, сын которого находился в СССР в качестве студента (а на самом деле — в качестве заложника), советское правительство считало удачной кандидатурой на роль диктатора Китая; что коммунисты Китая, в случае победы, ввергли бы страну в многолетнюю кровавую гражданскую войну (точно так же, как в долгую гражданскую войну ввергли Россию большевики) и этим ослабили бы Китай настолько, что сделали бы его легкой добычей Японии. Троцкий занимался теорией. Сталин решал практические проблемы. Сталин, действительно, не был теоретиком. Сталин был практиком.
Исключительно с позиции теоретической порочности сталинского курса Троцкий оценивал конкретные поражения коммунистов в ходе китайской революции в Шанхае, Кантоне и ряде других мест. Он не ставит под сомнение, что при принципиально ином руководстве (имея в виду свою собственную политическую программу) китайская революция могла бы увенчаться успехом: победой коммунистов или, по крайней мере, ростом численности партии, превращением ее в значительно большую политическую силу, чем это имело место в реально сложившейся ситуации. «Могильщик второй китайской революции готовится погубить третью китайскую революцию в зародыше», — заключал Троцкий, не указывая, что по такой логике Ленин конечно же был не кем иным, как «могильщиком» немецкой и европейской революции 1918–1919 гг.
Вопросы, связанные с пагубной, по мнению Троцкого, ролью Сталина в международном коммунистическом движении, затрагивались и в ряде других статей. Эта роль оценивалась как деморализующая, дезорганизаторская, разрушительная. Автор считал ее одной из главных причин провалов компартий в Германии, Великобритании, ряде азиатских стран, не только в Китае. Естественно, сталинскому прагматическому курсу и веренице поражений противопоставлялась «теория» перманентной революции, для оправдания которой Троцкий стремился найти факты, которые подтвердили бы зрелость революционной обстановки в той или иной стране и высокую вероятность успеха коммунистов, если бы они порвали с Коминтерном и присоединились к руководимому им течению, тем более что на основе личного опыта и наблюдений Троцкий воспроизводил отрицательные психологические черты Сталина, в частности его замкнутость, недружелюбие, грубость, угрюмую сосредоточенность, развязность и вульгарность. Фактически сквозь ткань всех работ о Сталине просвечивало то, что в одной из статей было определено как «противоречие между крайней властностью натуры и недостатком интеллектуальных ресурсов».
