Далее следовал рассказ, который Троцкий пытался представить как беспристрастный анатомический срез социальной действительности, но который был апологией того дела, за которое главную политическую ответственность несли Ленин и он сам. При этом он продемонстрировал хорошее знание современной художественной и политической литературы, вплоть до книги Курцио Малапарте
[316], которого он именовал итальянским фашистским теоретиком. Последний в своей книге-памфлете «Техника государственного переворота» буквально восхищался Троцким, возвращаясь к его имени по самым различным поводам и без таковых на многих страницах, ибо считал Троцкого «одним из основных создателей современной техники государственного переворота», добавляя, что в 1927 г. Троцкий на собственном опыте убедился, «насколько рискованна попытка государственного переворота, если ее осуществление доверено в основном евреям»
[317].
Свой доклад Троцкий построил на базе ответов на три главных вопроса: почему и как произошла Октябрьская революция; что она дала России; оправдала ли она себя? Ответы на все три вопроса давались с точки зрения концепции перманентной революции.
Прежде всего, Россия, будучи отсталой страной, рассматривалась в качестве элемента мировой капиталистической системы: «В развитии наций и государств, особенно капиталистических, нет ни однородности, ни равномерности. Разные этапы культуры, даже полюсы ее, сближаются и сочетаются нередко в жизни одной и той же страны. Будем помнить, уважаемые слушатели, что историческая отсталость есть понятие относительное. Раз есть отсталые страны и страны передовые, значит, есть и взаимодействие между ними, есть давление передовых стран на отсталые, есть необходимость для отсталой страны подражать передовым, заимствовать у них — технику, науку и пр. Так создается комбинированный тип развития; черты отсталости сочетаются с последним словом мировой техники и мировой мысли. Наконец, чтобы вырваться из отсталости, исторически запоздалые страны вынуждены иногда забегать вперед. В этом смысле можно сказать, что Октябрьская революция явилась для народов России героическим средством преодолеть свое экономическое и культурное варварство».
Значительно короче Троцкий останавливался на непосредственных предпосылках революции 1917 г., на Октябрьском перевороте, который, по его словам, был проведен «с холодным расчетом и пламенной решимостью». Еще более кратко упоминались события, относившиеся к 15-летнему периоду правления большевистской власти, причем докладчик подчеркивал, что в СССР господствует еще переходный строй, полный противоречий, отягощенный наследием прошлых столетий, к тому же испытывающий враждебное давление со стороны капиталистических государств. «Под ошибками и промахами первого социалистического строительства надо уметь различать будущее!» — заявил оратор, соблюдая определенную осторожность. Он ни словом не упомянул ни Сталина, ни советское правительство, как будто страна жила и развивалась в пространстве, где действовали объективные законы, но не было руководителей. Причины такой безликости были понятны: критика сталинизма, Сталина, советских руководителей неизбежно вызвала бы недовольство датских властей и негодование советского полпредства, внимательно и взволнованно следившего за в целом теплым приемом, который был оказан заклятому врагу Сталина в Дании. Полпреду Кобецкому можно было бы посочувствовать: в результате недовольства Сталина его голова могла скатиться с плеч за несколько лет до того, как это произошло в действительности.
Троцкий пытался покрыть в своем выступлении все возможные аспекты. Вопрос о «жертвах революции» он назвал риторическим и отнес его к «бухгалтерскому балансу». «Меланхолические размышления не мешали до сих пор людям ни рожать, ни рождаться», — почему-то добавил он и в ответ услышал аплодисменты. В познании естественных наук он продемонстрировал безграмотность, граничившую с мракобесием: «Недалек уже час, — сказал Троцкий, — когда наука, играя, разрешит задачу алхимии и станет превращать навоз в золото, а золото в навоз. Там, где неистовствовали демоны и фурии природы, ныне все смелее повелевает индустриальная воля человека». Разумеется, по задумке лектора произойти это могло только при коммунизме. Зато, касаясь мракобесия в религии, Троцкий сорвал аплодисменты студентов-теологов, когда заявил, что «реформация явилась первым успехом критического разума в той области, где царила мертвая тишина». Студенты теологического факультета, не зная о преследовании религии в СССР и об активном участии в этих преследованиях Троцкого, восприняли его высказывание как похвалу протестантской религии.
Завершил же Троцкий свою лекцию весьма напыщенными словами: «Мысль человека, спустившись на дно его собственного душевного колодца, должна осветить наиболее таинственные движущие силы психики и подчинить их разуму и воле. Совладав с анархическими силами собственного общества, человек возьмет самого себя в обработку, в ступу, в реторту химика. Человечество впервые взглянет на себя как на сырой материал или в лучшем случае на физический и психический полуфабрикат. Социализм будет означать прыжок из царства необходимости в царство свободы также и в том смысле, что нынешний противоречивый, негармоничный человек расчистит дорогу новой, более высокой и более счастливой расе».
Находясь в Копенгагене, Троцкий попросил продлить ему датскую визу для лечения, но получил отказ, поскольку против этого возражал король
[318]. Сам Троцкий считал, что датский премьер-министр Стаунинг был склонен визу продлить, но не решился под давлением советского полпредства. Тогда Троцкий вторично возбудил ходатайство о визе в Швецию, куда, по примеру датчан, Троцкого пригласила шведская социал-демократическая студенческая организация. Но и тут он получил отказ из-за давления советского полпредства
[319].
В Копенгагене Троцкому удалось провести совещание с 26 единомышленниками из нескольких европейских стран. Троцкий определил этих людей как «ответственных работников» международной левой оппозиции и «сочувствовавших»
[320]. Через много лет был обнаружен протокол этого заседания, в котором перечислялись присутствовавшие лица. Названы были 26 человек, в том числе 10 из Германии, 8 из Франции, 3 итальянца, по одному из Голландии, Чехословакии, Великобритании, Бельгии и США
[321]. В список участников совещания попали и сопровождавшие Троцкого секретари, и даже подруга Седова Жанна, приехавшая в Копенгаген повидаться с Троцкими (сам Седов не получил визы в Данию). На совещании шли острые споры, выдвигались взаимные обвинения, подвергались особой критике испанские оппозиционеры
[322]. Троцкий упрекал последних, что именно они выдвинули в состав Административного секретариата (так теперь стали называть координационный международный орган) того самого Милля, которого теперь, после его возвращения в СССР, Троцкий считал «политическим ничтожеством»
[323].