Однако есть область, завоеваниями которой мы без зазрения совести можем похваляться перед любым судом разума, и имя ей наука. Сложно представить разумное существо, которое не испытывало бы любопытства к миру, в котором оно обитает, а наш вид это любопытство в значительной мере удовлетворил. Мы немало понимаем в истории нашей Вселенной и в силах, которые ею движут, в том, из чего сделаны мы сами, в происхождении и механике жизни, включая жизнь психическую.
Хотя невежество наше необъятно (и всегда таким останется), объем доступных нам знаний поразителен и прирастает день ото дня. Физик Шон Кэрролл в своей книге «Вселенная» (The Big Picture) доказывает, что законы физики, определяющие наше повседневное существование (то есть за исключением крайних величин энергии и гравитации типа черных дыр, темной материи и Большого взрыва), известны нам полностью. Трудно не согласиться, что это «один из величайших триумфов в интеллектуальной истории человечества»
[1152]. Учеными описано более полутора миллионов видов живых существ, обитающих на планете, и ничто не мешает нам до конца этого столетия изучить оставшиеся семь миллионов
[1153]. Более того, наше понимание мира выражается не в простом перечислении частиц, сил и биологических видов, но в глубоких, изящных принципах: мы знаем, например, что гравитация представляет собой меру искривленности пространства-времени, а основа жизни – копирующая себя молекула, которая несет информацию и управляет метаболизмом.
Научные открытия продолжают поражать, восхищать и отвечать на вопросы, на которые раньше просто не существовало ответов. Когда Уотсон и Крик открыли структуру ДНК, они и мечтать не могли, что когда-нибудь будет секвенирован геном жившего 38 000 лет назад неандертальца, где будет обнаружен ген, связанный с речью и языком, или что анализ ДНК Опры Уинфри покажет, что ее предки принадлежали к племени кпелле, живущему в джунглях Либерии.
Наука бросает новый свет на судьбу человечества. Великие мыслители античности, эпохи рационализма и Просвещения родились слишком рано, чтобы воспользоваться глубоко влияющими на мораль и смысл идеями вроде энтропии, эволюции, информации, теории игр и искусственного интеллекта (хотя порой и размышляли над их прообразами и приблизительными аналогами). Эти новые концепции помогают нам глубже понять проблемы, впервые поставленные деятелями прошлого; ученые наших дней изучают их с помощью методов вроде трехмерной визуализации активности мозга или анализа больших данных с целью отследить ход распространения идей в обществе.
Наука подарила миру образы возвышенной красоты: нам открылась структура движений, зафиксированная стробоскопической камерой, разноцветная фауна тропических лесов и океанских впадин, изящные спиралевидные галактики, мерцающие туманности, флуоресцирующие нейронные сети и сияющая Земля, восходящая в черноте космоса над лунным горизонтом. Как и великие произведения искусства, все это не просто милые картинки, но поводы к размышлению, что значит быть человеком и каково наше место в мире.
И конечно, наука наградила нас преимуществами долгой жизни, здоровья, богатства, знания и свободы, о которых я писал в главах, посвященных прогрессу. Взять лишь один пример из главы 6: научное знание избавило нас от оспы, мучительного и уродующего заболевания, которое только в XX столетии унесло жизни 300 миллионов человек. Если кто-то вдруг не обратил внимания на этот исполненный морального величия подвиг, я повторюсь: научное знание избавило нас от оспы, мучительного и уродующего заболевания, которое только в XX столетии унесло жизни 300 миллионов человек.
Эти впечатляющие достижения разоблачают лживость стонов, что мы живем в эпоху заката, разочарования, обессмысливания, поверхностности и абсурда. Но проблема не просто в том, что красоту и силу науки сегодня не замечают, – науку еще и отчаянно ненавидят. С презрением к науке можно столкнуться в самых неожиданных местах: не только среди религиозных фундаменталистов и демонстративно невежественных политиков, но и среди всеми признанных интеллектуалов и в самых прославленных заведениях высшего образования.
~
Неуважение к науке, которым славятся американские политики правого крыла, подробно описано журналистом Крисом Муни в книге «Война республиканцев с наукой» (The Republican War on Science); даже партийные бонзы (такие, как Бобби Джиндал, экс-губернатор Луизианы) иногда называют собственное движение «партией идиотов»
[1154]. Такой репутацией республиканцы обязаны решениям, принятым еще администрацией Джорджа Буша-младшего, от поощрения преподавания в школа креационизма (под маской «разумного замысла») до отказа от давней традиции консультаций с непредвзятыми учеными. Вместо этого научных консультантов начали набирать из идеологических единомышленников, которые порой продвигают совершенно сумасшедшие теории (что аборты вызывают рак груди), отрицая убедительно доказанные (что использование презервативов предотвращает венерические заболевания)
[1155]. Политики-республиканцы не раз демонстрировали свою дремучесть: к примеру, в 2015 году сенатор от Оклахомы Джеймс Инхоф, председатель Комитета по окружающей среде и общественным работам, принес на заседание Сената снежок – как аргумент в споре о глобальном потеплении.
Из предыдущей главы мы знаем, что глумление над наукой в политической дискуссии прежде всего касается острых тем: абортов, теории эволюции и глобального потепления. Но пренебрежение к общепринятым в науке воззрениям переросло в более широкую демонстративную невежественность. Член Палаты представителей от Техаса Ламар Смит, председатель Комитета по науке, космосу и технологиям, осуждал Национальный научный фонд не только за изучение изменения климата (которое он считает заговором левых), но и за темы прошедших экспертное рецензирование грантов, которые он высмеивал, выдергивая из контекста (например: «Как федеральное правительство объяснит трату 220 000 долларов на изучение фотографий животных в журнале National Geographic?»)
[1156]. Он пытался лишить фундаментальные исследования государственной поддержки, предложив поправку, согласно которой Национальный научный фонд мог финансировать лишь исследования, содействующие «национальным интересам», таким как оборона и экономика
[1157]. Но наука не знает государственных границ (как заметил Чехов, «национальной науки нет, как нет национальной таблицы умножения»), а ее способность содействовать чьим-либо интересам определяется ее опорой на фундаментальное понимание реальности
[1158]. В основе системы глобального позиционирования GPS, например, лежит теория относительности. Терапия рака стала возможной благодаря открытию двойной спирали ДНК. Разработчики искусственного интеллекта позаимствовали концепции нейронных и семантических сетей у специалистов по когнитивистике и наукам о мозге.
