РИС. 10–7. Интенсивность выбросов углекислого газа (количество CO2 на один доллар ВВП), 1820–2014
Источник: Ritchie & Roser 2017, на основании данных Информационно-аналитического центра по углекислому газу, http://cdiac.ornl.gov/trends/emis/tre_coun.html. ВВП рассчитан в международных долларах 2011 года; до 1990 года данные о ВВП взяты из Madison Project 2014
Декарбонизация естественно вытекает из того, что предпочитают люди. Осубел объясняет:
Углерод чернит легкие шахтеров, загрязняет городской воздух и изменяет климат. Водород же – самый невинный элемент, который в ходе горения превращается в обычную воду
[414].
Люди хотят обильной и чистой энергии; переехав в города, они согласны только на электричество и газ с доставкой к прикроватному столику и кухонной плите. Поразительно, но благодаря этому естественному ходу вещей мир уже достиг пика угля и, возможно, пика углерода. Как следует из рис. 10–8, мировые выбросы CO2 вышли на плато в 2014–2015 годах, а выбросы в трех основных регионах (Китае, Европейском Союзе и США) даже снизились. (В случае США мы уже видели на рис. 10–3, что выбросы углекислого газа оставались на одном уровне, в то время как благосостояние страны росло; аналогичным образом с 2014 до 2016 года валовой мировой продукт рос на 3 % каждый год
[415].) Какая-то часть выбросов исчезла благодаря использованию энергии солнца и ветра, но в первую очередь этот спад объясняется переходом с угля C137H97O9NS на газ CH4.
РИС. 10–8. Выбросы углекислого газа, 1960–2015
Источники: Our World In Data, Ritchie & Roser 2017 и https://ourworldindata.org/grapher/annual-co2-emissions-by-region, на основании данных Информационно-аналитического центра по углекислому газу, http://cdiac.ornl.gov/CO2_Emission/, и Le Quéré et al. 2016. Категория «Международное воздушное и морское сообщение» соответствует выбросам авиации и морского транспорта. Категория «Другое» соответствует разнице между оценкой объема мировых выбросов CO2 и суммой региональных и национальных показателей
Общая траектория декарбонизации доказывает, что экономический рост не связан неразрывно со сжиганием углерода. Некоторые оптимисты считают, что, если этому процессу позволить перейти в следующую фазу – от низкоуглеродного природного газа к ядерной энергии с нулевыми выбросами углекислого газа (этот переход обозначают аббревиатурой N2N, natural gas to nuclear), глобальное потепление закончится для климата мягкой посадкой. Но только самые беспечные верят, что это может произойти само собой. Ежегодные выбросы углекислого газа, может, и стабилизировались в настоящее время на уровне 36 миллиардов тонн, но для атмосферы это все равно очень много дополнительного углекислого газа за один год, а резкого снижения, необходимого для предотвращения серьезных последствий, пока не предвидится. Поэтому декарбонизацию необходимо подталкивать с помощью политических и технологических решений – эта концепция получила название «глубокой декарбонизации»
[416].
Начать необходимо с цен на углеродное топливо: люди и компании должны компенсировать тот вред, который они наносят, выбрасывая углекислый газ в атмосферу. Это может быть осуществлено в виде налога на углерод или же в виде определения максимально разрешенного национального объема выбросов с возможностью покупать и продавать квоты. Экономисты всех политических убеждений поддерживают идею платы за выбросы углекислого газа, поскольку такие механизмы позволяют задействовать уникальные преимущества как правительств, так и свободного рынка
[417]. Атмосфера не принадлежит никому, поэтому у человека (или компании) нет стимула ограничивать свои выбросы, которые позволяют ему получить заветную энергию, но при этом наносят ущерб всем остальным, – эту порочную схему экономисты называют отрицательным внешним эффектом (еще один термин для ущерба общим ресурсам в трагедии общин). Налог на углерод, который может ввести только правительство, переводит стоимость наносимого ущерба «внутрь», заставляя людей взвешивать каждое решение с точки зрения последствий, которые будут иметь выбросы углекислого газа. Если позволить миллиардам людей самим решать, как им снижать выбросы, с учетом собственных ценностей и информации, заложенной в ценах, они отрегулируют ситуацию эффективней и гуманней, чем любые правительственные аналитики с их попытками придумать оптимальный алгоритм, сидя в своем кабинете. Мастерам художественной керамики не нужно будет прятать печи от углеродной полиции; они смогут внести свой вклад в спасение планеты, если будут проводить меньше времени в душе, перестанут ездить на машине по воскресеньям и перейдут с говядины на баклажаны. Родителям не придется высчитывать, действительно ли сервисы проката пеленок, с их грузовиками и прачечными, сжигают больше углерода, чем производители одноразовых подгузников; эта разница будет заложена в ценах, и у каждой компании будет стимул снижать свои выбросы, чтобы оставаться конкурентоспособной. Изобретатели и предприниматели получат возможность экспериментировать с источниками энергии, свободными от углерода, поскольку теперь они будут конкурировать с ископаемым топливом на равных, а не как сейчас, когда другая сторона бесплатно выбрасывает свои отходы в атмосферу. Без платы за выбросы углекислого газа ископаемое топливо – чрезвычайно доступное, легко транспортабельное и энергоемкое – имеет слишком много преимуществ по сравнению с любыми альтернативами.
Налог на углерод, без сомнения, ударит по бедным, что беспокоит левых; также, несомненно, он перекладывает деньги из частного в общественный карман, что не нравится правым. Но эти последствия можно сгладить, если подрегулировать налог с продаж, налог на заработную плату, налог на доходы, а также прочие налоги и выплаты. (Как писал Альберт Гор, «налогами нужно облагать то, что мы сжигаем, а не то, что мы зарабатываем».) Наконец, если начать с небольшой ставки налога на углерод и со временем увеличивать ее предсказуемыми скачками, люди смогут учитывать этот рост при долгосрочном планировании покупок и инвестиций, а выбирая – по мере их появления – технологии с низким потреблением углерода вовсе избежать дополнительных трат
[418].
