РИС. 12–7. Смертность в результате несчастных случаев на рабочем месте, США, 1913–2015
Источники: данные взяты из разных источников и могут быть не полностью сопоставимы (см. примечание 63). Для 1913, 1933 и 1980 годов: Бюро статистики труда, Национальный совет безопасности, и Национальный институт охраны труда и здоровья соответственно, цит. по Centers for Disease Control 1999. Для 1970 года: Occupational Safety and Health Administration, “Timeline of OSHA’s 40 Year History,” www.osha.gov/osha40/timeline.html. Для 1993–1994 годов: Бюро статистики труда, цит. по Pegula & Janocha 2013. Для 1995–2005 годов: National Center for Health Statistics 2014, table 38. Для 2006–2014 годов: Bureau of Labor Statistics 2016a. Данные последнего периода учитывались как число смертей на полную штатную единицу и были умножены на 0,95, чтобы их можно было приблизительно сопоставить с данными за предыдущие годы, исходя из показателей 2007 года, когда показатель на 100 000 работников равнялся 3,8, а на 100 000 полных штатных единиц – 4,0
Число трудящихся, погибающих на рабочем месте, все еще слишком высоко (почти 5000 в 2015 году), но сегодня дела обстоят гораздо лучше, чем в 1929 году (20 000 смертей), когда население США составляло менее двух пятых от нынешнего. Большая часть улучшений – результат перетекания рабочей силы с ферм и фабрик в магазины и офисы. Но в значительной мере это и плоды открытия, что сохранение жизней при производстве того же объема продукции – вполне решаемая инженерная задача.
Кто от землетрясения. Могут ли усилия смертных хотя бы смягчить последствия того, что юристы называют «обстоятельством непреодолимой силы» или «деянием Божьим»: засух, наводнений, лесных пожаров, штормов, извержений вулканов, лавин, селей, карстовых провалов, аномальной жары, резких похолоданий, падения метеоритов и – да, землетрясений, которые представляют собой идеальный пример неконтролируемой катастрофы? Ответ приведен на рис. 12–8, и он положительный.
После странных 1910-х годов, когда по планете пронеслись мировая война и пандемия испанки, но в плане стихийных бедствий все было относительно спокойно, уровень смертности в результате природных катастроф быстро снижался по сравнению с пиковыми значениями. Дело не в том, что с каждым следующим десятилетием на мир чудесным образом обрушивалось меньше землетрясений, извержений и метеоритов. А в том, что более богатое и технологически развитое общество не позволяет стихийным явлениям превратиться в гуманитарные бедствия. Когда случается землетрясение, под завалами и в пожарах гибнет меньше людей. Когда долго нет дождей, население может использовать воду, накопленную в водохранилищах. Когда резко растет или понижается температура, люди не покидают помещений с контролируемым климатом. Когда река выходит из берегов, в питьевую воду не попадают промышленные отходы и канализационные стоки. Грамотно спроектированные и возведенные плотины и дамбы, аккумулирующие воду для питья и полива, снижают вероятность наводнений как таковых. Системы раннего оповещения позволяют жителям эвакуироваться или найти убежище до того, как морской циклон достигнет побережья. Хотя геологи пока не умеют предсказывать землетрясения, они способны предвидеть извержения вулканов и могут предупредить людей, живущих вдоль Тихоокеанского огненного кольца или других разломов земной коры, чтобы те успели принять необходимые меры. И конечно, более богатый мир умеет спасать и лечить пострадавших, а также быстро восстанавливать свою инфраструктуру.
Именно более бедные страны сегодня особенно уязвимы перед лицом стихийных бедствий. В 2010 году землетрясение на Гаити убило более 200 000 человек; землетрясение в Чили, случившееся несколько недель спустя, хотя и было сильнее, унесло всего 500 жизней. В результате ураганов Республика Гаити теряет в десять раз больше граждан, чем богатая Доминиканская Республика, расположенная на том же острове Гаити. Хорошая новость состоит в том, что, по мере того как бедные страны становятся богаче, они становятся и безопаснее (по крайней мере, пока рост экономики опережает климатические изменения). Ежегодный уровень смертности от стихийных бедствий в странах с низким доходом снизился с 0,7 на 100 000 человек в 1970-е до 0,2 сегодня – а это уже ниже аналогичного уровня 1970-х годов для стран со средним доходом. Эта цифра все еще выше уровня богатых стран в наши дни (0,05, снизился с 0,09), но уже нет сомнений, что и богатые, и бедные страны способны достигать прогресса в защите от мстительных божеств
[555].
РИС. 12–8. Смертность в результате стихийных бедствий, 1900–2015
Источник: Our World in Data, Roser 2016q, на основе данных EM-DAT, Международной базы данных по бедствиям, http://www.emdat.be. График показывает общее число смертей от засух, землетрясений, экстремальных температур, наводнений, столкновений, селей, оползней, штормов, вулканической активности и лесных пожаров (но за исключением эпидемий). Часто в том или ином десятилетии преобладает единственный тип бедствий: засухи в 1910-х, 1920-х, 1930-х и 1960-х годах; наводнения в 1930-х и 1950-х; землетрясения в 1970-х, 2000-х и 2010-х
А что можно сказать об архетипическом образе «божественного гнева»? О молниях, которые Зевс метал с Олимпа? О том самом выражении, которым обычно описывают непредсказуемую смерть? О людях, буквально «сраженных молнией»? Рис. 12–9 показывает, как обстоит дело тут.
Да, благодаря урбанизации, а также достижениям в прогнозировании погоды, обучении навыкам безопасности, медицинской помощи и проектировании электрооборудования, в США с начала XX века шанс погибнуть в результате удара молнии снизился в тридцать семь раз.
РИС. 12–9. Смертность в результате удара молнии, США, 1900–2015
Источники: Our World in Data, Roser 2016q, на основе данных Национального управления океанических и атмосферных исследований, http://www.lightningsafety.noaa.gov/victims.shtml; López & Holle 1998
~
Победа человечества над повседневными угрозами – особенно недооцененный аспект прогресса. (Некоторые читатели черновика этой главы недоумевали, что она вообще делает в книге, посвященной прогрессу.) Хотя несчастные случаи уносят больше жизней, чем все войны, кроме самых чудовищных, мы редко смотрим на них с точки зрения морали. Как говорится, «всякое бывает». Поставь их перед дилеммой, готовы ли они платить миллионами смертей и десятками миллионов увечий в год за удобство разъезжать в собственном автомобиле на бодрящей скорости, не многие ответят утвердительно. Однако исподволь мы постоянно делаем этот чудовищный выбор, потому что никогда не формулируем подобные дилеммы в таких выражениях
[556]. Время от времени различные опасности нагружаются моральными смыслами и становятся объектом массовой кампании протеста, особенно если конкретная катастрофа попадает в новости, а на злодея легко указать пальцем (это, скажем, жадный фабрикант или халатный чиновник). Но вскоре такой риск вновь начинает восприниматься как результат ежедневной лотереи нашей жизни.
