Во-первых, с развитием криминалистики, и особенно методов генотипоскопии, стало ясно, что среди казненных практически наверняка были и невинные люди, – сценарий, который нервирует даже пламенных сторонников смертной казни. Во-вторых, несимпатичное ремесло отнятия жизни сначала эволюционировало от чудовищного садизма распятий и выпускания кишок к мгновенно убивающим, но все еще натуралистичным веревке, пуле и лезвию, а затем к невидимому воздействию газа или электричества и к псевдомедицинской процедуре смертельной инъекции. Однако доктора не хотят в подобном участвовать, фармацевтические компании отказываются поставлять необходимые препараты, а свидетелей возмущают мучения приговоренных в случае ошибок персонала. В-третьих, основная альтернатива смертной казни в виде пожизненного тюремного заключения со временем стала надежней благодаря современным тюрьмам, где не случается побегов и бунтов. В-четвертых, с падением уровня насильственных преступлений (глава 12) люди ощущают меньшую нужду в драконовских мерах. В-пятых, смертная казнь видится теперь настолько из ряда вон выходящим событием, что место скорых расправ прежних эпох заняли многолетние судебные разбирательства. Фаза определения меры наказания после вынесения обвинительного приговора превратилась во второй судебный процесс, а любой смертный приговор приводит к долгой череде апелляций и прошений о помиловании – настолько долгой, что большинство приговоренных к смерти умирают от естественных причин. Между тем почасовая оплата услуг квалифицированных юристов обходится государству в восемь раз дороже пожизненного заключения. В-шестых, социальное неравенство при вынесении смертных приговоров, из-за которого среди казненных непропорционально много бедных и черных («К высшей мере приговаривают тех, кто не принадлежит к высшим классам»), все больше тяготит общественное мнение. И наконец, Верховный суд США, которому приходится регулярно подыскивать непротиворечивые обоснования для всей этой мешанины, с трудом справляется с этой задачей и вместо этого шаг за шагом ограничивает смертную казнь. За последнее время он запретил штатам казнить несовершеннолетних и умственно отсталых, запретил карать смертью любые преступления, кроме убийства, и сейчас близок к запрету метода смертельной инъекции как ненадежного. Наблюдатели считают, что недалек тот день, когда членам суда придется принять во внимание нелогичность всей этой зловещей практики и, сославшись на «меняющиеся общественные нормы», отменить ее раз и навсегда как противоречащую Восьмой поправке к Конституции США о запрете жестоких и необычных наказаний.
Такое странное соединение научных, институциональных, правовых и общественных сил, сообща работающих на то, чтобы лишить государство права убивать, заставляет предположить, будто существует некое таинственное предначертание, подталкивающее нас к справедливости. Выражаясь более прозаично, мы являемся свидетелями того, как нравственный принцип «Жизнь священна, так что убийство предосудительно» распространяется среди самых разнообразных слоев и институций, без сотрудничества которых смертная казнь невозможна. По мере того как они все более последовательно и безоговорочно следуют этому принципу, страна неотвратимо лишается решимости наказывать смертью за смерть. Пути прогресса многообразны и извилисты, его результаты сначала незаметны, а затем скачкообразны, но, когда час идеи, порожденной Просвещением, пробил, она способна преобразить мир.
Глава 15
Равные права
Человеку свойственно считать целые категории других людей всего лишь средством достижения некой цели, а то и помехой, от которой нужно избавиться. Объединения по принципу расы или вероисповедания стремятся к господству над другими такими объединениями. Мужчины пытаются контролировать труд, свободу и сексуальность женщин
[618]. Дискомфорт, испытываемый из-за необычного сексуального поведения других людей, выплескивается наружу моралистическим осуждением
[619]. Мы называем эти явления расизмом, сексизмом и гомофобией, и они были в какой-то мере характерны для большинства культур на всем протяжении истории. Отказ от этих пороков составляет значительную часть того, что мы называем гражданскими правами или равными правами. Исторический процесс утверждения этих прав, вехами которого стали, например, конференция сторонников женского равноправия в Сенека-Фоллз (1848), марши протеста чернокожих в Селме (1965) и антидискриминационные беспорядки из-за полицейской атаки на гей-бар «Стоунволл-инн» (1969), – волнующая глава в летописи человеческого прогресса
[620].
Борьба за права расовых меньшинств, женщин и геев идет и сейчас, и недавно каждое из этих движений преодолело важный рубеж. В 2017 году завершился второй срок первого президента-афроамериканца. За год до этого на съезде Демократической партии первая леди Мишель Обама трогательно описала это достижение так: «Я каждое утро просыпаюсь в здании, построенном черными рабами, и вижу, как мои дочери, две прекрасные, умные черные девочки, играют со своими собаками на лужайке Белого дома». Следующим за Бараком Обамой кандидатом в президенты от демократов стала Хиллари Клинтон, первая женщина – кандидат от одной из двух основных партий. Это случилось меньше чем через сто лет после того, как американские женщины получили право голоса; она завоевала убедительное большинство голосов избирателей и стала бы президентом, если бы не своеобразие системы выборщиков от штатов и прочие странности той кампании. В параллельной вселенной, очень похожей на нашу, какой она была до 8 ноября 2016 года, тремя самыми влиятельными странами мира (США, Великобританией и Германией) управляют женщины
[621]. Наконец, в 2015 году, всего через 12 лет после объявления криминализации гомосексуальных связей противоречащей конституции, Верховный суд США гарантировал право вступать в брак для однополых пар.
Но прогрессу свойственно заметать свои следы, поскольку его поборники сосредоточиваются на сохраняющейся несправедливости и забывают, как далеко мы продвинулись. Люди прогрессивных взглядов, особенно в университетах, считают аксиомой, что мы все еще живем в глубоко расистском, сексистском и гомофобном обществе, а отсюда вроде бы следует, что борьба за прогресс – пустая трата времени, не давшая за десятки лет никаких результатов.
Погоня СМИ за сенсациями – источник многих форм прогрессофобии – способствует и тенденции отрицать какие бы то ни было достижения в области прав человека. Широкое освещение череды убийств американской полицией невооруженных черных подозреваемых, некоторые из которых оказались засняты на камеры смартфонов, породило ощущение, что страну охватила эпидемия расистских атак полицейских на афроамериканских мужчин. Раздутые прессой истории спортсменов, избивающих своих жен и подруг, а также случаи изнасилования в университетских общежитиях заставляют думать, что мы переживаем рост жестокого насилия в отношении женщин. Наконец, в 2016 году Омар Матин совершил одно из ужаснейших преступлений в американской истории, расстреляв 49 посетителей гей-клуба в Орландо и ранив еще 53.
