Я прекрасно помню, как меня маленького родители взяли в Музей естественной истории, и там в витрине мы увидели череп из Брокен-Хилла (или скорее его слепок). И помню, как меня заинтриговала его примитивность и таинственность. С тех пор я лелеял надежду понять, что за тайна скрывается за этим черепом, в какую главу человеческой истории вписать “родезийца” – поместить среди наших предков или же вынести в отдельный вид, исчезнувший, не оставивший ни следа в нашей эволюции? В своей диссертации 1971 года я включал в расчеты и этот череп: предложив Homo heidelbergensis на роль общего африканского предка современного человека и неандертальцев, я имел в виду главным образом именно его. Однако точное место “родезийского человека” в эволюционной истории безнадежно ускользало от понимания, пока не был определен его возраст. А это было не так-то просто, учитывая, что его местонахождение полностью разрушено. Но в конце концов и это стало возможным. Результаты удивили не только меня, но и вообще всех.
Работы в карьере начались за четырнадцать лет до находки черепа, шахтеры должны были прорубиться через пятнадцатиметровую вертикальную шахту, буквально набитую окаменевшими костями. Но так как кости здесь были замещены металлами, то отправлялись они прямиком в плавильную печь. Лучше не думать, сколько бесценных для науки окаменелостей сожжено в той печи!
Но после находки знаменитого черепа начались раскопки, и силами таких ученых, как Луис Лики и Алеш Грдличка, оттуда были подняты и другие ископаемые остатки людей и животных, а также множество артефактов. Они обследовали не только саму шахту, но и шахтные отвалы и хижины рудокопов. Однако лишь две кости были найдены поблизости от места обнаружения черепа и приблизительно в тех же слоях. Это длинная и прямая кость голени (большая берцовая) и средняя часть бедренной кости. С последней связана любопытная история. Ее обнаружила миссис Уиттингтон, которая приехала в те места навестить сестру, чей муж работал на шахте. Миссис Уиттингтон оказалась весьма неугомонной дамой и потребовала спустить ее вниз в шахту на веревке, там она и нашла кость. Но об этой находке практически забыли, пока Десмонд Кларк в 1963 году не отправил ее из Родезийского музея в Лондон. Кроме того, были обнаружены еще две не менее любопытные окаменелости, и хоть они к человеку не относятся, но оказались не менее важными для реконструкции ушедшей истории людей из Брокен-Хилла. Одна из них представляет собой тонкое минерализованное желтовато-коричневое образование из тонкодисперсного осадка, которое рабочие посчитали нужным взять, приняв его за мумифицированную кожу “родезийского человека”. Другая – масса тонких косточек, найденных вокруг черепа и даже вцементированных внутрь его. Сначала решили, что это кости летучих мышей. Но потом выяснилось, что это остатки различных мелких млекопитающих – кости, челюсти, зубы. По ним можно не только определить возраст, но также понять, как исходно лежал череп в пещере.
Сам по себе череп представляет необычную комбинацию признаков. С одной стороны, размер мозга всего чуть-чуть не дотягивает до среднего современного, но с другой – лицевая часть у него крупная, а черепная коробка определенно примитивная: удлиненная и низкая, с огромными надбровными дугами (Грдличка употребил слово “чудовищная”), угловатая позади, с поперечным костяным гребнем, напоминающим Homo erectus. У скуловых костей нет выгнутости в стороны, какая характерна для современного человека (хотя во фрагменте второй найденной неподалеку челюсти этот признак присутствует). Зубы болезненно попорчены, причем так сильно, как у ранних людей просто не бывает: многие разрушены, а у других поражены корни.
Есть у черепа и другие необычные особенности, например маленькая, почти круглая дырочка с левой стороны. Ее считали раной от копья, от клыка льва или даже следом примитивной хирургии. А когда я начал работать в музее, мне вскоре подкинули еще одну идею, совсем для меня неожиданную. Одна британская газета печатала с продолжениями книгу под названием “Тайны исчезнувших рас” (Secrets of the Lost Races), и они попросили у меня разрешения напечатать фотографию черепа из Брокен-Хилла. Я поинтересовался, какую они дадут подпись под фотографией. И получил ответ: стотысячелетний череп неандертальца с пулевым отверстием от выстрела пришельцев. Я заметил, что данный ископаемый череп совсем не неандертальский, и что он, скорее всего, старше ста тысяч лет, и что пули оставляют на кости расходящиеся трещины, и вообще маловероятно, чтобы уважающие себя пришельцы использовали нечто столь примитивное, как огнестрельное оружие. Так или иначе, им разрешено было сфотографировать череп, если они напишут, что, согласно научным исследованиям, дырочка имеет следы залечивания и она появилась, по всей вероятности, в результате болезни, разъевшей кость изнутри. Но научные данные плохо укладывались в общую концепцию газетного сюжета, поэтому они просто нарисовали череп. После я пережил несколько тяжелых недель, когда разные деятели звонили мне в музей, писали и даже являлись лично с требованиями поглядеть на череп неандертальца, которого застрелили пришельцы.
Судя по большой берцовой кости, найденной поблизости от черепа, человек имел рост около 180 см, а если он был мужчиной-гейдельбержцем, то весил порядка 75 кг, не так уж много по сравнению с 90 кг для людей из Боксгроува (реконструкция тоже по большой берцовой кости) или из Бодо (реконструкция по черепу). По своему телосложению высокий и сравнительно худощавый “родезийский человек” примыкает к нынешним жителям сухих тропиков, хотя он, по-видимому, был более массивным и мускулистым. Какими он пользовался орудиями, сказать трудно, потому что орудий хоть и много, но ни одно не ассоциировано с черепом за исключением округлого камня, найденного вместе с фрагментом бедренной кости. Наряду с другими подобными артефактами из этого места он считается метательным ядром, ударным снарядом или даже бола (охотничье или пастушеское орудие, еще недавно бывшее в ходу в Южной Америке; представляет собой шары на веревке, которые можно бросить и опутать ноги животного). Другие артефакты включают отщепы, скребки и даже, возможно, костяные орудия, но все они выглядят не очень древними, не старше 300 тысяч лет. Также нет никаких убедительных признаков разделки мяса, хотя по ряду признаков некоторые из найденных костей могли быть остатками охотничьей добычи людей. А если еще принять во внимание, что от пещеры в холме ничегошеньки не осталось, то очевидно, что мы вообще не можем сказать, как попали в пещеру кости и орудия, принадлежали они обитателям пещеры или были занесены туда каким-то иным образом.
В течение пятнадцати лет я пытался получить точные датировки черепа из Брокен-Хилла, привлекая к сотрудничеству различных специалистов, в том числе и минералогов из Лондонского музея естественной истории. Мы полагались в основном на два метода: ЭСР (электронно-спиновый резонанс, см. главу 2) на материале фрагмента зуба и метод урановых серий, для которого брались частички костей и грунта из того же местонахождения. Самим бы нам нипочем не хватило духу отколоть, пусть и сверхаккуратно, кусочек эмали от зуба драгоценнейшего черепа, но тут, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Какой-то безответственный музейный работник или посетитель отколол краешек коренного зуба и, вместо того чтобы сообщить об этом, приклеил его обратно. Это заметила моя остроглазая коллега, Лоррейн Корниш, растворила клей, и мы получили отличный кусочек зубной эмали для датировок. Следующим препятствием для нас стало определение доли радиоактивности, набранной эмалью за время нахождения в земле, – это один из неизвестных параметров для метода ЭСР. Его высчитывают по радиоактивности осадков в самом местонахождении, которое в случае Брокен-Хилла просто исчезло в ходе шахтных работ. Но все же в музее сохранились кусочки осадочного грунта и сцементированные костные сростки: одни попали в музей, так как представляли известный интерес для минералогов, а другие специально собрали после обнаружения черепа. По этим образцам можно было попробовать реконструировать обстановку захоронения.
