Днем это обычно была музыка. Всяческая, но с преобладанием
рока и рэпа. По ночам это иногда была музыка, а иногда идиотские станции с
круглосуточными разговорными программами. Мелишу некуда было деться от
непрерывного оглушительного шума. Он испробовал затычки для ушей, но они
практически не снизили уровень децибелов и только вызвали у него дикую головную
боль. Медитационное сосредоточивание абсолютно не помогало. За прошедшую
кошмарную неделю Мелиш возненавидел музыку, а заодно невротиков и параноиков,
которые звонят ведущим программ вроде "Полуночного всадника".
— Так вы хотите сказать, — недоверчиво спросил звонящий, —
что доверяете правительству больше, чем мне?
Но Полуночный Всадник был слишком искушен, чтобы угодить в
ловушку.
— Я хочу сказать, Билл… Вас ведь зовут Билл, верно?
— Верно.
— Я хочу сказать, что в рассматриваемом случае данные в
пользу реальной высадки на поверхность Луны перевешивают ваши данные, Билл.
Только и всего.
Билла это не убедило.
— Всякий, кто доверяет правительству больше, чем простому
гражданину, должен убраться вон из нашей страны и жить в…
— Выключи! — завопил Мелиш. — ВЫКЛЮЧИ-И-И-И!
Он стоял у окна, балансируя на костылях, и смотрел прямо
перед собой через темный провал прохода.
Несколько секунд спустя Хэнсон, высокий молодой человек с
густой гривой светлых волос и могучими плечами, подошел к своему окну и молча
уставился на Мелиша. Мелиш увидел его как темный силуэт — недвижный и каменный,
будто статуя.
— ВЫКЛЮЧИ! — заорал Мелиш. — СЕЙЧАС ЖЕ! — Он, пошатываясь,
шагнул почти вплотную к окну, точно мог взмахнуть костылями-крыльями,
перелететь через проулок и сразить Хэнсона, точно ангел-мститель за Тишину.
— Сэм, Господи, что ты? — Айна схватила его сзади за плечи,
стараясь удержать.
Мелиш увидел, как темный силуэт поднял руку и опустил штору.
— А теперь вы, вероятно, скажете, — взревел Полуночный
Всадник во всю мощь стерео, — что Луна сделана из…
— Вот уж я ему скажу, вот уж сразу покажу, вот уж…
Хэнсон переключился на станцию, изрыгающую рэп.
Мелиш сокрушенно рухнул на кровать. Кондиционер в окне не
работал, и пот пропитывал простыни, приклеивал пижаму к коже, щипал глаза.
— Сэм, хочешь, я позвоню в полицию? — сочувственно спросила
Айна, хотя оба знали, как он ответит на этот вопрос.
— Зачем? — спросил Мелиш. — Чтобы они час не ехали? А когда
все-таки приедут, Хэнсон поубавит звук, а чуть они уедут, снова включит на всю
катушку?
Айна зажгла лампочку для чтения над изголовьем кровати и
посмотрела на него. Ей как раз исполнилось сорок, и в последнее время она
обрела привлекательность, которой не обладала, когда была моложе. Острые черты
лица смягчились. Большие карие глаза, всегда добрые, теперь стали еще и
мудрыми. Она казалась исполненной безмятежности, которую Мелиш не совсем
понимал, но чувствовал, что сам ее никогда не обретет.
— Ты бы посмотрел на себя, Сэм, — сказала она, пока он
глядел на нее с кровати. — Посмотрел бы, до чего ты позволяешь этому шуму
изводить себя.
— Да, он меня изводит, — согласился Мелиш.
— Вот уж надо проучить, вот уж буду, буду бить, вот уж
больше им не жить…
— В ней столько насилия, в этой музыке, — сказала Айна. —
Зачем ему ее слушать? — В ее голосе был искренний интерес.
— Зачем он вообще что-то слушает? — сказал Мелиш. — А
вернее, все подряд? Он настраивается на музыку кантри, на классическую, на
разговорные программы, на рок-н-ролл, на рэп — на все, что есть в эфире.
По-моему, он нарочно меня злит. Он знает про мою сломанную ногу. Я видел, как
он пялится в наше окно. Стоит и пялится. Это же пятый этаж без лифта, и,
значит, он знает, что я заперт тут с раздробленной ногой. Я же не могу
спускаться и подниматься по этим ступенькам. У меня нет выбора! Я вынужден
слушать!
Она ничего не ответила и только погасила лампу. Он услышал —
и увидел, — как она, точно тень, подошла к кровати со своей стороны. Звякнули
пружины, и матрас прогнулся — она легла рядом с ним.
— Попытайся уснуть, Сэм.
— Тебе хорошо говорить! Ты-то всегда способна заснуть, что
бы там ни было. Пожар… война… Для тебя сон всегда был средством спрятаться.
Она ласково погладила его по плечу, и он понял, что она
грустно улыбается справедливости его слов. И засыпает.
— Вот уж травки покурю, вот уж вдарю…
Мелиш прикрыл голову сырой от пота подушкой, потом обхватил
подушку обеими руками и сдавил, стараясь как можно крепче прижать к ушам ее
мягкую плотность.
Через несколько часов он заснул под "Мессию"
Генделя.
Утром в окно задувал теплый ветерок. Мелиш и Анна сидели за
деревянным столиком и завтракали кашей с низким содержанием жиров, тостами и
кофе. Айна намазала свой тост клубничным джемом. Тост Мелиша не был намазан
ничем. Доктор Стейн строго требовал, чтобы Мелиш следил за своим весом,
давлением, холестерином. Как раз накануне того дня, когда пресс упал на ногу
Мелиша.
Стерео Хэнсона орало сообщение с вертолета службы дорожного
движения.
— У мостов многомильные заторы, — говорила женщина под свист
воздуха, рассекаемого вокруг нее лопастями винтов. — Прямо под нами только что
столкнулись легковая машина и грузовик, заблокировав движение в западном
направлении. Водители вышли из своих машин и, видимо, вступили в драку.
— Этот город, — сказал Мелиш сквозь сухие крошки во рту, —
превратился в ад. — Он запил крошки почти кипящим кофе и обжег язык.
— Ты ведь прежде его любил, Сэм, — сказала Айна.
— И сейчас люблю, но он превратился в ад.
— Тебе так кажется только из-за ноги.
Возможно, она и права, подумал Мелиш. Нога отчаянно зудела,
словно сороконожка извивалась в смертельной агонии там, где он не мог до нее
добраться. Он забыл про ногу, пока Айна не упомянула про нее, но теперь зуд
стал невыносимым.
Он оперся на костыль, кое-как поднялся и сунул под мышку
второй костыль. Он увидел Хэнсона, неподвижно застывшего в окне по ту сторону
прохода. Едва Хэнсон заметил, что на него смотрят, как он отступил в
непроницаемый для взгляда полумрак своей квартиры, будто призрак, медленно
исчезающий в другом измерении.
— Хэнсон опять за нами подсматривал, — сказал Мелиш. —
По-моему, он шпионит за нами.
