— Глупости, Сэм. Всякий раз, когда ты видишь, что он смотрит
сюда, ты ведь сам смотришь туда. В этих квартирах только одно окно выходит в
проход, и его с нашим как раз напротив друг друга.
— Ты намекаешь, что я становлюсь параноиком?
— Нет, — ответила Айна. — Просто у тебя нервы разыгрываются.
Нервы, подумал Мелиш. А у кого они не разыгрались бы на его
месте?
С местных новостей, сводок погоды и службы дорожного
движения Хэнсон переключился на бешеную латиноамериканскую музыку.
— Ты думаешь, он старается нарочно меня злить? — спросил
Мелиш.
Айна улыбнулась.
— Ну конечно, Сэм! Он же знает, что ты не можешь отбивать
чечетку, и это тебя доводит.
Вскоре эта музыка Хэнсону надоела, и он переключился на
программу, в которой выступал человек, утверждавший, что президент имел
сексуальный контакт с инопланетянкой, и в доказательство ссылался на то, что
президент не выступил с официальным опровержением.
Через четверть часа Хэнсон настроился на рэп, и Мелиш узнал
молодого певца, известного как "Мистер Глазом Не Моргнув".
— Она полицейская сучка, отвали, а не то…
Мелиш пытался не слушать. Он смотрел, как Айна кончила мыть
посуду и составила ее в желтой пластиковой сушилке.
— Зачем человеку вступать в сексуальный контакт с
инопланетянками? спросил он.
— Не знаю, Сэм.
— Ведь это чревато заражением редкой контактно передающейся
болезнью.
Айна вытерла руки о посудное полотенце, повесила его, а
потом сказала:
— Я схожу за покупками.
— Я схожу с ума, — сказал Мелиш.
— Надо купить чего-нибудь на обед. Ты что предпочел бы?
— Ничего. Все равно мне кусок в горло не пойдет. Купи, что
хочешь.
Айна пристально посмотрела на него, покачала головой и ушла.
Мелиш услышал, как она заперла за собой дверь безопасности
ради. Он поднялся и, опираясь на костыли, побрел к окну, выходящему на улицу.
Минуту спустя он увидел, как далеко внизу ее укороченная фигура появилась из
дверей и направилась ко Второй Авеню и супермаркету.
Он уже собрался вернуться в свое кресло, как вдруг заметил
на той стороне улицы стоящего мужчину. Хэнсон! Его стерео вопит, а он даже не
дома! Он увидел, как Хэнсон пошел по противоположному тротуару в ту же сторону,
что и Айна.
Мелиш отвернулся от окна. Его душила ярость. Он тут в
ловушке, калека, пытаемый нестерпимыми звуками, а Хэнсон безмятежно разгуливает
по улицам!
Он снова взял "Тайме", подумав, что теперь сможет
почитать про Латинскую Америку, но горло ему обожгла желчь, и он, отшвырнув
газету, прохромал до холодильника, достал апельсиновый сок и отпил прямо из
стеклянного кувшина. Прохладная жидкость приятно охладила его горящий язык и
успокоила горло.
— Ничего не поможет, она всех нас заложит.
Кувшин выскользнул из руки Мелиша и разбился о плитки пола.
Стеклянные осколки брызнули во все стороны, а сок оранжевой волной хлынул под
мойку. Мелиш машинально попытался нагнуться, чтобы поднять остатки кувшина,
помешать соку растекаться дальше, и потерял равновесие. Он уцепился за край мойки,
больно ударился локтем, окунул штанину на здоровой ноге в сок до колена.
Теперь остались только ярость, злость на себя за
неуклюжесть, бешенство на беспощадные залпы звуков, которые острыми копьями
переносились через проход и поражали его у него в доме.
Когда три года назад отец Мелиша умер, среди ненужного хлама
и сувениров, которые братья и сестры Мелиша навязали ему, оказалось старое
охотничье ружье 22-го калибра. Мелиш не помнил, чтобы его отец когда-нибудь
охотился, и никогда не видел ружья в его руках. Оно хранилось под замком в
подвале родительского дома. Кто-то когда-то подарил это ружье его отцу, и Мелиш
получил его, потому что только у него одного не было детей, для которых ружье
могло составить опасность. Мелиш тогда же положил ружье в самую глубину верхней
полки стенного шкафа и забыл о нем.
Теперь он о нем вспомнил.
И вспомнил, что положил коробочку с патронами в ящик со
старыми свитерами, которые у него не хватало духа выбросить.
Доставая ружье и отыскивая патроны, он на удивление легко
балансировал на костылях. Его руки и пальцы быстро и ловко зарядили магазин.
Хэнсона в квартире нет, и, значит, нет опасности поранить человека. Просто
Мелиш против стерео. Нет! Гражданственность против хаоса. Участливость против
черствости. Цивилизация против анархии.
Конечно же, у него есть право на это.
Он взвел затвор.
Теперь, приняв решение, он двигался почти как робот. Большой
палец правой руки зацеплен за перекладину костыля, остальные пальцы сжимают
ствол, деревянный приклад волочится по полу. Выстрел из мелкокалиберного ружья
будет не громче резкого удара молотком по гвоздю. Абсолютно незаметный в
городе, который стал таким оглушительно шумным и грубым, исполнился столькими
внезапными нежданными опасностями. И уж, бесспорно, никто не расслышит выстрела
сквозь грохот хэнсоновского стерео.
Чувствуя, как его сердце колотится о ребра, Мелиш прислонил
ружье к стене. Потом подтащил к окну табурет, сел, взял ружье и положил ствол
на подлокотник.
Тщательно прицелился.
— Я ее еще найду, будет жариться в аду.
Мелиш нажал на спусковой крючок.
Выстрел прозвучал, как шлепок ладони по гладкой поверхности.
Двугорбый стереоприемник чуть-чуть подпрыгнул.
— Ножик в руку, мочи суку…
Мелиш снова выстрелил.
Тишина.
Бесценная тишина.
Покой.
Еще не открыв двери, Хэнсон почуял что-то неладное. Очень
неладное. Стерео молчало, а это значило, что демоны, отгоняемые его звуком,
каким-то образом заставили приемник умолкнуть. Более не отражаемые волнами
спасительного шума, они проникли в его квартиру, в то самое место, где жил
Хэнсон. И нет звука, защищающего его. У него больше нет убежища.
Нет покоя.
Бог покинул его и стал пособником правительства.
Хэнсон съежился на краю кровати и начал царапать ногтями
правой руки левую ладонь. Ярость, скорбь, безнадежность нахлынули на него.
