Полицейских было два — мужчина и женщина. Если на ленте не
очень ясно, сообщаю, что она сказала:
— А-ах! Господи!
Он сказал:
— Черт возьми! Вызывай.
— Господи! — повторила женщина.
— Вызывай, Билли, — сказал мужчина с дрожью в голосе. Я… я
проверю дом.
Они оба вышли из моей комнаты. Я был голоден. Полез в
коробку, стоящую рядом со мной, и взял два ломтя хлеба. Положил ломтики
нарезанного сыра в сандвич и пластиковую упаковку от них сбросил в пластиковый
контейнер. Тихо закрыл контейнер.
Было уже начало второго. Все это я записываю шепотом в
микрофон.
Я все очень тщательно продумал. Тщательно, много раз.
В потолке шкафа был небольшой люк. Когда родители покупали
дом, это был единственный путь в лаз. Они перестроили чердак в мансарду и
сделали там огромную комнату для Линн. Я не возражал. Люблю небольшие норки.
Однажды я с матерью и сестрой ездил на поезде в Балтимор. Кажется, к тете Джин
по случаю похорон ее сына, но может, и нет. Я был тогда совсем детенышем, лет
трех. Мать и сестра жаловались, как тесно спать в нашем купе, особенно когда
обе койки опущены. Я ехал на верхней. Даже для трехлетнего там было мало места,
чтобы перевернуться. А мне очень нравилось. Как завернуться в темноту.
Люк в шкафу, да, я не забыл. Стены были выведены в мансарду
с каждой стороны, чтобы она была больше похожа на комнату. А за стенами было
пространство, куда не попадешь. Узкие проходы от передней к задней стене дома.
Про люк забыли все, кроме меня. Я почти каждую ночь запирал дверь своей комнаты
и лез наверх. Тихо, чтобы Линн не слышала. В темноте я хранил разные вещи и
иногда дремал. Однажды днем, когда я был один, я сделал в стене дырочку, очень
маленькую, через которую была видна почти вся комната. Потом зашел в комнату
Линн и ручным пылесосом из кухни убрал все опилки и осколки дерева.
Я все продумываю. Я планирую наперед. У меня там полный
запас непортящихся консервов и плотно закрывающееся пластиковое ведро для
мусора. Еду я выбрал такую, чтобы ее нельзя было найти по запаху. У меня там
одеяла, две подушки, и почти всю свою одежду я сложил в нескольких футах от
себя. Еще я перенес туда портативный телевизор на батарейках, который стоял в
комнате у родителей. И запасные батарейки. И неделями я с фонариком проверял,
нет ли там клопов, пока сегодня утром не убил родителей и сестру. Лаз чистый.
Самое трудное (им я больше всего горжусь) — это фальшивый
потолок точно того же размера, что и потолок шкафа. Абсолютно точно подходит. Я
сделал его у себя в комнате, проверил, как он работает, как он выглядит на
месте. Когда я пролезаю в люк, то могу дотянуться до фальшивого потолка,
который положил на полку для одежды. Я протягиваю руку, подтягиваю потолок за
пружину и ручку, которую к нему привинтил, и закрепляю пружину и засов,
крепящие фальшивый потолок. Если кто-то заглянет в шкаф, увидит только потолок.
Единственная опасность — кто-то потянется на десять футов вверх и толкнет
потолок. Не очень вероятно, но если они полезут вверх, потолок будет слегка
качаться. Они могут счесть это странноватым, но и все.
У меня в лазе воздуха достаточно. Стены у Линн — сухая
штукатурка с деревянными панелями или что-то в этом роде. Между листами
штукатурки есть зазоры. Маленькие, но их достаточно.
Но снова к тому дню.
Через двадцать минут приехали еще полисмены и врач.
— Никогда такого не видел.
— Случай Вальтеров, восемь лет назад. Семья из пяти человек.
Работа отца. Топор, молоток, зубы. Тела и фрагменты по всему дому.
— Это еще до меня, Барри.
— Отец, кажется, все еще в психушке. Господи, ты на это
смотрел?
— Я смотрю, Джад.
Я знаю, что вы подумали. Я не брезглив. Расскажу. Вам
интересно, что я приспособил для туалета. Две вещи. Пластиковое ведро, если
срочно днем, с плотно прилегающей крышкой. А ночью, сегодня ночью, я спущусь в
собственную ванную. Я обо всем подумал. Я составил список. Экземпляр списка со
мной вместе с потайным фонариком и запасом батареек для него, и даже запасные
лампочки есть. На день у меня есть книги. Книги всех видов, "любых видов,
не так, чтобы можно было, как в мозаике, составить простой мой профиль.
— Он читает таинственные истории. Это все объясняет.
— Он читает любовные романы. Это все объясняет.
— Он читает исторические книги. Это все объясняет.
— Он читает о рыцарях и мечах. Это все объясняет.
А потом из комнаты снизу, ясно, грубым голосом:
— Это комната сына.
— Никаких признаков мальчика, разве что какие-то из этих
фрагментов. Головы нет, нет ничего похожего на ребенка.
— Ты уже достаточно снял? Мне уже давно хочется убраться
отсюда к чертям.
— Хочешь подождать в холле? Подожди в холле. А мне не надо,
чтобы через год на меня наехал какой-нибудь законник. Тут дело серьезное.
— Либо мы через час найдем тело пацана, либо это его работа.
— Предсказание?
— Опыт. Господи Иисусе — док, что он с этим сделал?
— Ничего хорошего, Джеймс. Слушай, дай мне работать. Ищи
мальчишку, следы, все, что ты должен. Перестань меня теребить, чтобы я тут
закончил и можно было отправить тела в морг.
Двое вышли, ища какие-нибудь следы меня. Врач, оставшийся
один, стал говорить сам с собой, вероятно, наговаривал на магнитофон. Я слышал
щелчок — он остался у меня на ленте. Он сказал, что это предварительный рапорт
до вскрытия — "по осмотру на месте". Говорил он медленно — заставлял
себя говорить медленно, иначе ему было трудно дышать.
— Все три жертвы обнажены. Предварительная причина смерти
женщины, возраст около сорока пяти лет — извлечение внутренних органов. Волосы
на голове и в лобковой области грубо сбриты, вероятно, после смерти. Труп
обезглавлен. Тело находится на полу, голова на кровати. Мужчина, того же
возраста, предварительная причина смерти — многочисленные удары по черепу,
обширные повреждения мозга. Множественные колотые раны. Предварительная причина
смерти женщины, возраст от пятнадцати до двадцати лет — повторные травматичные
проникновения… Следов пулевых ранений на жертвах не обнаружено, но состояние
тел таково, что необходимо вскрытие в условиях клиники.
Он щелкнул выключателем, остановив запись, и сказал:
— Зверь. Скотина.
Через несколько минут появился тот, с грубым голосом, и двое
других.
