В любую секунду ее зубы…
Всплыли пузыри.
Я услышал бульканье, ощутил щекотку, когда они проплыли по
моей коже.
Секунду я думал, что это газ выходит из разложившегося трупа
Девы. Но она ведь мертва уже сорок лет, разложение должно уже закончиться
давным-давно.
Мелькнула другая мысль: воздушныебаллоны!
Акваланг!
Я перестал отбиваться, поджал колени, просунул руки между
ногами, резко бросился вперед и поймал что-то, что, кажется, было загубником. И
рванул изо всей силы.
Наверное, она была на вдохе, когда я это сделал, потому что
остальное оказалось очень легко. Она едва пыталась отбиваться.
Как мне показалось на ощупь, она была голой, если не считать
маски, баллонов акваланга и пояса с грузами. И трупом она никак не была. Кожа
была скользкой и прохладной, и были у нее чудесные сиськи с большими упругими
сосками.
Я тут же как следует ее двинул.
Потом вытащил ее на берег сбоку острова, чтобы парни нас не
видели. Оттуда перетащил на поляну, где она оставила фонарь.
И в свете фонаря я увидел, кто это.
Как уже и сам догадался.
Изобразив Эшли, чтобы меня заманить, Лоис, очевидно,
по-быстрому надела акваланг и нырнула в озеро, чтобы изобразить Деву.
В свете фонаря вид у нее был что надо. Вся сияющая, белая, и
груди торчат между лямками. Маску она уже потеряла. Я снял с нее баллоны и
пояс, и она осталась голой.
Она лежала на спине, кашляя, задыхаясь, корчась от спазмов,
и тело ее дергалось и ворочалось так, что смотреть было очень приятно.
Я еще понаслаждался зрелищем, а потом приступил к делу. Это
было лучше всего на свете.
Сначала у нее не хватало дыхания шуметь. Но очень скоро она
у меня стала вопить.
Я знал, что эти вопли привлекут Коди и Руди на выручку, и
потому стал колотить ее наотмашь поясом с грузами. Он вломился ей в череп и
покончил с ней.
Тогда я побежал к косе. Коди и Руди уже были в воде и быстро
плыли к острову.
Я рассчитывал застать их врасплох и проломить головы, но
знаете, что вышло? Меня избавили от хлопот. Они проплыли примерно полпути до
острова, и тут, один за другим, взвизгнули и исчезли под водой.
Я не мог этому поверить.
И сейчас еще не верю.
Но они больше не всплыли.
Наверное, их поймала Дева.
Почему их, а не меня?
Может быть. Деве было меня жаль, потому что меня надули те,
кого я считал друзьями. В конечном счете, нас обоих предали люди, которым мы
верили.
Кто знает? И вообще, у Коди и Руди могла случиться судорога,
а Дева тут вообще ни при чем.
Как бы там ни было, а моя экскурсия на Затерянное Озеро
обернулась куда лучше, чем я мог даже мечтать.
Лоис — это было колоссально.
Не удивительно, что люди так любят секс.
В общем, я утопил Лоис вместе с ее снаряжением в озере,
потом нашел каноэ, на котором она приплыла, и погреб на берег. На
"чероки" Коди проехал почти до самого дома.
Стер с него отпечатки пальцев. Для верности его еще и
поджег. И успел домой задолго до рассвета.
Боб Берден
У тебя свои проблемы, у меня — свои…
Я человек больной. Меня нельзя допускать к работе, которую
они мне поручили — но разве против них попрешь? Моя миссия — ходить по домам и
предлагать людям купить пылесосы.
Пылесосы! Какая нелепость. Должно быть, кто-то ошибся, я
ведь еще не выздоровел от своей болезни. Я высказал свои возражения менеджеру,
но он сказал, что я импозантный, смекалистый молодой человек и у меня все
получится отлично.
Затем, когда я повернулся, чтобы уйти, он ущипнул меня за
задницу.
Я пукнул.
Эта программа для трудоустройства абсолютно не подходит для
таких, как я. Для людей, которых выписали из психушки, толком не долечив! Они
говорят, что теперь я нормальный, говорят, что я и мухи не обижу.
Но нет, очевидно, я — жертва бюрократической ошибки.
Какой-нибудь тыквоголовый чиновник бездумно подмахивал бумажки, коротая свой
скучный день. Глупцы послали меня торговать пылесосами, а ведь меня по-прежнему
донимают страшные сны, я вижу видения, слышу голоса и веду себя неадекватно. Я
ловлю себя на том, что кричу безо всякой на то причины. Я ловлю себя на том,
что начинаю строить рожи, как только собеседник отводит от меня взгляд. Я ловлю
себя на том, что пишу ужасно мелким почерком даже сам потом разобрать не могу.
Не гожусь я для этой работы.
Увидев воду, я начинаю бояться, что в ней утону. Увидев птиц
— что они ни с того ни с сего спикируют на меня, выклюют мне глаза и сожрут их.
Иногда, когда люди разговаривают со мной, я часто не понимаю их слов кажется,
будто они изъясняются не по-нашему, а порой фразы просто сливаются в какую-то
кашу; позже я не могу вспомнить, что, собственно, мне говорили.
Иногда я вдруг замираю — ноги точно прирастают к тротуару —
и глазею на какое-нибудь пятнышко на асфальте, не понимая, откуда оно взялось и
из чего состоит.
Я очень опасаюсь, что в любой момент у меня могут отвалиться
ступни.
Пока нашу бригаду торговых агентов развозят по
распределенным между нами улицам, я пребываю в глубокой задумчивости. Когда
машина подъезжает к моей улице, мной овладевает тоскливое, зловещее
предчувствие. Вылезаю из машины — теперь я один — стою на тротуаре; машина
отъезжает, и я один, а вокруг насколько хватает глаз — никого. Оглядываюсь по
сторонам.
Слышу шум из распахнутых окон: радио, телевизоры; на
перекрестке, в нескольких кварталах от меня, улицу пересекает машина. Мне
хочется швырнуть пылесос наземь, размазать его по асфальту, но я пока держусь.
Мой первый дом — старый, обшарпанный, многоквартирный —
выглядит вполне обычно. Возможно, в нем найдутся два-три человека, которые
захотят купить пылесосы. Да, здорово было бы в конце рабочего дня заявиться и
сообщить, что продал больше всех. На учебных занятиях — всю прошлую неделю — я
держался особняком и старался помалкивать. По-моему, они и не подозревают, что
я безумец, большинство — точно не подозревает, и меня это вполне устраивает.
Эти дома были построены после Второй мировой войны и
заселены свеженькими, оптимистично настроенными молодыми супругами, которые
только начинали становиться на ноги. Трижды в неделю они ходили в кино, а
питались исключительно мясом, запеченным в духовке. Спустя двадцать лет дома
превратились в трущобы. Теперь, после капремонта, они вновь полны свеженькими,
оптимистично настроенными молодыми супругами.
