Я иду вслед за ним в дом. Говорю ему, что меня зовут
Рэндолл.
Стакан, который он мне протягивает, выглядит очень маленьким
неприлично маленьким для стакана с водой.
Я окидываю его подозрительным взглядом.
Я выпиваю миниатюрный стаканчик.
— Можно мне еще?
— Ась?
— Ой, извините, дайте мне стакан воды, пожалуйста!
(Волшебные слова: пожалуйста, спасибо.)
Он выжидает с минуту, словно бы обдумывая ответ. — Боюсь,
что нет. Больше я тебе ничего не дам.
Меня охватывает злость… У этого типа такой вид, словно в
прошлой жизни он был дятлом. Подобный оборот событий удручает меня. Я чувствую
себя жертвой. Голова у меня идет кругом. В ней — ни одной мысли, одни чувства
снуют туда-сюда, взад-вперед, выскакивают наружу и вновь заскакивают обратно.
Почему все всегда кончается такой, такой ХЕРНЕЙ!
"Р-р-р-р", — рычу я. Почему нормальная, хорошая жизнь постоянно
обходит меня стороной? Я гляжу на него, он глядит на меня, отводит глаза,
меряет меня взглядом, нахал, ниже меня ростом, заморыш, дурацкая рожа, и кухня
у него тоже дурацкая!
Ничего не говоря, мы смотрим друг на друга. Слышу тиканье
часов на стене…
И бэмс! — наступаю ему на ногу. — Ой! Ты что!
Выбегаю из дома… хлопаю дверью.
Убегаю…
Отбежав совсем недалеко, вспоминаю, что оставил там свой
пылесос. Во-он там, под забором…
Он опять вышел в сад. Ползу на брюхе, как десантник… Пачкаю
новый костюм…
По улочке едут на велосипедах дети. Один переехал мне ногу и
засмеялся, но я молча ползу дальше…
Да, мне хочется вскочить и погнаться за этим мальчишкой,
толкнуть его в кусты — мечта воплощается перед моим мысленным взором, я
воображаю, как буду его убивать — провожаю его взглядом, в котором отчетливо
читается моя мечта. Но я ползу дальше. Я самоотверженно отдаюсь своей миссии.
Пылесос. Хватаю его. Раз — и готово. Я отвечаю за этот
агрегат.
Теперь он у меня под мышкой, и старик никак не может этому
помешать! Старик опять возится в своем саду. Я встаю и кричу через забор:
"ЭЙ ТЫ!" прямо в лицо старику!
Он с перепугу хлопает глазами! Злорадствуя, я машу в воздухе
пылесосом и его гремучим шлангом! Старик замахивается тяпкой. В мгновение ока я
срываюсь с места и, не оглядываясь, удаляюсь.
Пробежав несколько кварталов, я торможу и перевожу дух. Ноги
шлепают по асфальту. Ставлю наземь пылесос, тяжело дыша, наклоняюсь, упершись
руками в колени… фу-у-у-у!
Все тело гудит от утомления. Да, вот теперь я наконец-то
повеселился! Какой странный старикашка, а? Не хотел долить мне воды; да мне еще
повезло, что я от него вовремя удрал, ай да я!
На углу — у пересечения улицы с проспектом, служащим
границей этого района — я вижу магазин. Направляюсь к нему шагом. Вхожу.
Человек за прилавком рассматривает меня. Покупаю печенье, шоколадное молоко и,
сам не зная, зачем, пакетик бейсбольных карточек. В детстве у меня была полная
обувная коробка бейсбольных карточек. Помню, как-то я зашел в газетную лавочку,
а там был один мальчишка, которому мама дала двадцатидолларовую бумажку на
бейсбольные карточки. У него был день рождения, и он покупал пакетик за пакетиком,
по двадцать пакетиков на доллар, и распечатывал их прямо в лавочке, до полной
коллекции ему не хватало только Теда Уильямса и Боба Френда, и все ребята
столпились вокруг посмотреть, и мы все упивались этой оргией, глазели, как
человек покупает и распечатывает пакетик за пакетиком, я поглядел на его
одежду: он был богатый, и у входа в лавочку стояла машина — длиннющая, чистая,
блестящая, и я, помнится, подумал: ах, вот как богатые справляют свои дни
рождения…
Иду, волоча пылесос. Останавливаюсь. Присаживаюсь. Карточки,
которые я только что купил, упакованы в термически запечатанный пакетик из
серебристого пластика, ничуть не похожий на старомодную прессованную вощеную
бумагу моего детства. Я надорвал пакетик. Надо же — бейсболисты тоже изменились,
стали похожи на нормальных людей, прямо какие-то яппи, стерильные какие-то. Но
я-то помню, какими уродливыми раздолбаями они выглядели в 1963-м, эти новенькие
ничуть на них не похожи. И тут меня охватывает странное-странное чувство,
которое можно описать как: "А что это я здесь делаю?" Чувствую себя
идиотом, а потом ощущаю, что я совсем одинок, по настоящему одинок, как перст.
Гляжу на проезжающие мимо автомобили, на крохотные машины вдали, во-он там, в
нескольких кварталах от меня, какие-то люди кладут асфальт, и солнце сияет, и…
И, поднеся к носу пакетик, я вдохнул запах — тот самый
бейсбольно-карточный запах картона, типографской краски, ломкой жвачки и…
м-м-м-м. Я вновь вернулся на землю, и все стало тип-топ.
Я оттащил свой пылесос на дальний конец пустыря к огромному,
развесистому вязу. Присел у подножия его мощного ствола. Мое лицо обдуло
ветром. Я выбросил пакет от шоколадного молока, а потом и бейсбольные карточки.
Зашвырнул их так далеко, как только мог, не стремясь попасть в конкретную
мишень — просто хотел выяснить, на какое расстояние могу их кинуть…
Но затем я делаю то, что вынужден делать! Встаю и иду
обратно! Сначала прячу пылесос в кустах. Вскоре вновь вижу старика в его заднем
дворе. Наблюдаю за ним издали. Тихо-тихо подкрадываюсь к забору. Без
предупреждения выпрыгиваю из кустарника и что есть мочи ору: "Эй,
ты!", а затем с хохотом убегаю. С перепугу он подбросил тяпку в воздух.
Прячусь.
Проходит десять минут. Отойдя чуть подальше, я опять
подпрыгиваю над кустами и кричу: "Эй, ты!" Я ощущаю радость,
ликование, а бедный старик совсем обескуражен этими "партизанскими
вылазками". Еще два "Эй" — и он уходит в дом.
Ловко и бесшумно я подкрадываюсь к боковой стене дома. Он
говорит по телефону: "У нас тут по кварталу бродит какой-то сукин сын.
Странно себя ведет… Мне кажется, он душевнобольной… Да, пожалуйста, пришлите
кого-нибудь…"
ПОЛИЦИЯ!
Бросаюсь наутек.
Но не успеваю вовремя покинуть район. Заворачиваю за угол, и
тут — ай! — навстречу мне, по поперечной улице — ПОЛИЦЕЙСКИЙ ФУРГОН! Кажется,
они тоже меня видят. Запутать следы!
Игра в кошки-мышки. Дворами, через кусты и автостоянки,
падая ничком в кюветы, я ухожу от них.
Несколько раз они замечают меня — но я проворен. Несколько
раз полицейские проезжают мимо места, где я прячусь. Проезжают
медленно-медленно. Высматривают меня.
Спустя некоторое время полицейские уезжают.
