— Кстати, если тебе интересно, я брат этого мажора. Андронов, отец мой.
Глава 17.
*** Света ***
Максим не приехал сегодня, и я ощутила невольное разочарование. Сначала на него не было времени. Почти все внимание заняли строители, которые нас совсем не слушали и делали все по какому-то приказу «свыше». Всем было понятно, чьих денег это дело.
— Вот иди и смотри за этими болванами, а то они мне сейчас все здание по кирпичикам разберут, — заявила директриса, одевая халат, чтобы заменить меня с малышами. А я как бы не поняла. Почему я? Наверное, таким ошалевшим было у меня выражение лица, что она сразу объясняет:
— Ну я так понимаю, это подарок за вчерашнюю порочную прогулку? В лесу, — поднимает она брови, а я прям чувствую, как к щекам жар приливает.
— Вы только что назвали меня проституткой…
— Будем считать это свадебным подарком, — смеется она, а я воздух набираю. Какой подарок?
— Не говорите ерунды. – сразу отнекиваюсь. Об этом и речи не было. — Он не…
— Разве не отец Демьяна?
— Даже если…
— Мальчику нужен отец, а тебе мужчина. «Женщина слишком быстро привыкает к одиночеству и в какой-то момент топится в нем», — замечает она и оставляется меня со своими мыслями, напоследок направив палец на дверь, за которой уже что-то ломали. – Иди давай. Руководи холопами будущего мужа.
Мне тут же хочется закричать, что Максим мне не муж, но в дверь уже что-то бьется и я иду к ней. И уже рассчитываю, что, как только приедет Максим, я все ему выскажу… Нашел тоже время.
Но он не приезжает. Даже вечером, когда рабочие уже закончили работу, а Демьян, наконец, улегся и заснул.
Я погладила его по голове, уложив в кроватке дома и снова посмотрела на папку, которую за весь день у меня не нашлось времени открыть.
Я и думать про нее забыла, скорее всего мозг сразу отверг информацию, преподнесенную Женей, как истину. Наверное, потому что мне даже не хочется допускать мысли, что это правда.
Порой правду лучше не знать, порой правда наносит такие раны. Что никакое время не залечит. Эмоциональная инвалидность четвертой степени. Без возможности ремиссии. Как в случае с отцом и братом.
Сажусь за новый стол, который успели доставить, и всматриваюсь в красный пластик. Руки дрожат, и я быстро собираю их в замок и ставлю локти на стол.
Был бы здесь Максим, он бы сразу все опроверг, объяснил, а так…
Может он едет? Замотался просто?
Или может, зависнул с той рыжеволосой красоткой из высшего общества, с которой стоял на балконе? А мы как бы и побоку.
Телефон оказывается в руке, быстрее чем папка. Найти номер, с которого Максим мне писал труда не составляет, а вот заставить себя отправить сообщение первой, почти нереально.
Руки начинает соскальзывать, а экран мелькать перед глазами.
Ладно, сначала страшная правда. Все равно рано или поздно мне придется с ней столкнуться.
* * *
Дом у нас маленький, отопление дровяное. Он достался мне от предыдущей директрисы приюта. Ужас, какой строгой и порой даже злобной, но на работу она меня взяла и даже представила это жилье.
А потом умерла, от рака крови.
* * *
Первое что я сделала после прочтения папки от корки до корки, сожгла ее. Долго смотрела как плавится пластик, а бумага сгорают в пламени печи. Вот бы и информация из моей головы стерлась так же быстро.
Потом я сходила в душ и стала оттирать тело, словно от той грязи, что там написана.
Сначала наркотики. Лечение. Потом война и смерти сотен и сотен тысяч. А еще детские дома, откуда пропадали дети.
Я тру лицо руками, пытаясь понять, что из этого могло быть правдой, а что ложь. Последнее, во что я поверю, что Максим кого-то куда-то увозит. Где-то кого-то продает.
Что он пошел по стопам того, кого люто ненавидел.
Заворачиваюсь в полотенце, смотрю в свои заплаканные глаза. Я даже не поняла, когда рыдала, просто жгло щеки, словно микро-ранки на лице заливают дезинфектором. Хоть папка и сгорела, в сознании буквы о Максиме отпечатались, словно обожжённое клеймо у скотины.
И как бы мне не хотелось это забыть, не знать правды, от нее никуда не денешься.
Но сначала я бы хотела знать, как на самом деле обстоят дела.
И я звоню Максиму. Уже без опаски. И когда милый, раздражающий голос сообщает мне что блядский абонент вне зоны сети меня начинает трясти.
Жечь глаза от новой порции слез, что падают крупными каплями на единственную новую вещь в доме. Сквозь пелену, отправляю два десятки сообщений с требованием позвонить. Немедленно! Потом перехожу к угрозам. Если он прямо сейчас мне не перезвонит, он никогда не увидит ребенка. Меня!
Вколачиваю пальцы в экран, как будто хочу телефон разбить и жду, жду. Жду!
Жду, блять!
Но тишина.
Полная, беспросветная. А я мучайся неизвестностью, невозможностью спросить прямо в глаза.
А что это за херня, Любимый? Как ты мог скатится в такое дерьмо, а самое главное… Надо спросить себя. Почему я не беру ребенка, на сажаю в машину и не уезжаю на другой конец страны?!
Почему я три года торчу здесь, настолько близко к нему, словно жду. Жду. Счастье, хоть призрачного.
А он опять устраивает засаду. Опять душит. И я как идиота жду, что он все-таки правду мне скажет.
Если ответит. Если я все-таки ему нужна.
И словно в ответ на все мои молитвы насмешкой с утра новости по телевизору. (Женя позвонил, сказал, какой канал включить)
От них дрожь, как иглы по всему телу колют. Мозг плавится, а перед глазами очередная пелена.
Да что же это такое?!
Из подотчетного Андроновской, благотворительной организации, детского дома пропали несколько детей в возрасте от шести до двенадцати лет. И нашли их на границе с Финляндией, запакованных как картошка. Живых, но испуганных.
Я бросаю взгляд на жующего кашу Демьяна и меня начинает колотить. Подхожу, обнимаю, утыкаюсь в маленькое плечико.
Если эта правда… Если Максим хоть на мгновение причастен к подобному, если эта скотина пошла по стопам Андронова, он никогда не подойдет к малышу. Никогда Демьяна не коснется эта зараза. Я скорее сдохну, чем позволю сыну стать таким как дед.
Глава 18.
Пока идем к детскому дому, хмурюсь, замечая дорожную технику, во всю занимающуюся благоустройством города. Странно. Вчера я их не видела. В темноте. А сегодня огромные желтые и оранжевые машины замечает Демьян и начинает громко верещать. Любит он машины. Очень.
