— Игнат, — остановил он Корчака у порога. — Помнишь тот день?
Корчак повернулся и усмехнулся:
— Конечно.
— Кто бы победил тогда, если бы мы продолжили, как ты думаешь?
— Мы не могли продолжать. Выложились полностью. Сил не осталось.
— И все же. Если бы мы отдохнули и начали снова?
— Не знаю, — ответил Корчак.
«Он знает, — понял Левченко. — И всегда знал, что я предложил перемирие от безысходности. Пожалел меня? И ни разу за всю жизнь не обмолвился об этом. Благородный, мол. А я кто тогда, получается?»
— Зато я знаю, — сказал Левченко. — Победила дружба.
— Точно!
Они засмеялись, еще раз хлопнули ладонью о ладонь и расстались. Когда Корчак ушел, Левченко вызвал секретаршу и, сделав несколько мелких распоряжений, как бы что-то вспомнил.
— Светлана, ты обратила внимание на этого человека, который только что был у меня? Какое у тебя о нем впечатление?
— Не знаю. Я не приглядывалась. — Секретарша пожала плечами. — Но он показался мне сильным.
— Я бы не сказал, — возразил Левченко с улыбкой, которую можно было бы охарактеризовать как ностальгическую. — Мы со школы знакомы. С начальных классов. Однажды он привязался ко мне при своих одноклассниках. Хотел силу показать. Или храбрость. Или и то и другое. А я был на два года старше, кажется. Короче, мог его одной левой сделать. Но пожалел. Повозился с ним немного для виду, а потом предложил мир…
— Зачем? — не поняла Светлана.
— Чтобы спасти этого дурачка от позора, — пояснил Левченко, меняя ностальгическую улыбку на снисходительную. — Он оценил. Мы до сих пор дружим. Ну, ты понимаешь.
— Понимаю…
Отпустив Светлану, генерал посидел над раскрытым еженедельником, куда была внесена фамилия Корчак с пометкой: «Предупредить». Ручка медленно опустилась, чтобы сначала просто зачеркнуть, а потом тщательно вымарать оба слова. Перехотел Левченко прикрывать бывшего друга. Резона не было. Одни неприятности сулило общение с Корчаком. Пошел он куда подальше…
Между тем сам Игнат Корчак тоже думал о Левченко, и мысли эти были безрадостные. Как-то не так все складывалось, неправильно. И отношения с другом стали другими. Он изменился. Сильно изменился, причем не в лучшую сторону.
Когда Корчак вошел в квартиру, его встретила Эльза. Обняв мужа, а потом откинувшись назад, она, не разнимая пальцев, переплетенных на его шее, спросила:
— Что это?
— Что? — не понял он.
— Запах гари, — ответила она. — От тебя костром пахнет. Или пожаром.
— Ну и нюх у тебя! — восхитился Корчак. — Я действительно был сегодня на пожарище. Думал, одежда давно проветрилась.
— Волосы, — пояснила Эльза. — Я знаю запах твоих волос. Сегодня он другой. Обедать будешь?
— Буду.
Он поймал врезавшуюся в него с разбегу Иванну, подбросил под потолок и поставил на пол, потому что настал черед Ивана.
— А мы уже из школы вернулись, папа, — сообщил сын радостно. — Не ходи и ты сегодня на работу. Оставайся.
— Оставайся! — заверещала Иванка. — Будем город из «Лего» строить!
Эльза предложила то же самое, только взглядом. Что-то в ее глазах заставило Корчака согласиться. Вообще-то, он заглянул домой только для того, чтобы пообедать, но внезапно переменил решение. Что может быть важнее любимых? Они так рады тебе, так хотят провести с тобой время, а ты вечно спешишь куда-то, ссылаясь на важные дела. А однажды настанет время пожалеть об этом. Мы всегда недодаем любви и недополучаем ее.
Когда первые восторги детворы закончились, Эльза спровадила Корчака мыть голову и принимать душ.
— Не нравится мне этот запах, — сказала она.
— А я люблю, когда дымом пахнет, — признался он.
— Это другой дым. Не костра. Он тревожный и даже страшный. Кстати, ты не расскажешь, как тебя на пожарище занесло, Игнат?
— Расскажу, — пообещал Корчак, удаляясь в ванную комнату.
Там у него было время придумать правдоподобную легенду. При всем своем отвращении ко лжи он не мог сказать правду, чтобы не усилить тревогу, читавшуюся в глазах жены. Он объяснил, что присматривал здание для нового клуба, а оно сильно пострадало от пожара. Эльза успокоилась, но за ужином ни с того ни с сего пожелала знать, как обстоят дела у Каренина. На сей раз ничего изобретать не пришлось. Корчак просто пересказал жене версию, услышанную от Левченко.
— Разве у нас это возможно? — удивилась Эльза.
— Представь себе, да, — подтвердил Корчак. — Куча правительственных постановлений и актов на эту тему.
— Постановлений у нас хватает. Но многие ли действуют?
— Какие-то действуют же. Иначе зачем бы принимали?
Против столь резонного аргумента нечего было возразить. Эльза сменила тему, и настал черед Корчака тревожиться. Воспользовавшись тем, что дети отвлеклись, жена, деля творожный пудинг, негромко произнесла:
— В последнее время подозрительные типы крутятся вокруг.
Корчак нахмурился:
— Где именно?
— Возле дома, — ответила Эльза. — На стоянке.
— И возле школы! — вставил Иван, который, как выяснилось, все же держал ушки на макушке.
— Что ты имеешь в виду? — строго спросил Корчак. — Расскажи подробно, Иван. Не отвлекайся, пожалуйста.
— Это мой кусок! — обрадовалась Иванна, решившая спор в свою пользу.
Иван вздохнул и заставил себя отвести взгляд от пудинга, политого черничным сиропом.
— Двоих мужчин я видел сперва возле нашей машины во дворе, — серьезно пояснил сын, не снизойдя до детского определения «дяди». — А потом они возле школы торчали, когда мама за нами приехала. Это сегодня было.
— Сегодня, — повторил Корчак, ощутив холодок в груди. — Ты уверен?
— Уверен, папа, — ответил Иван. — Они похожи друг на друга были, я сразу обратил внимание. Роста одинакового. Куртки похожие. Лица. Два терминатора. Помнишь, ты мне фильм показывал?
— Помню.
Корчак еще сильнее потемнел лицом, но вдруг просиял и облегченно фыркнул.
— Нет повода для беспокойства, — сказал он. — Кажется, я понял, в чем дело.
— Может, объяснишь? — попросила Эльза.
— Объясни, объясни, папа! — эхом откликнулись Иван и Иванна.
— Минутку.
Корчак взял телефон и вышел в соседнюю комнату, чтобы навести справки у Левченко.
— Лев, — сказал он. — Признавайся, твоих рук дело?
— Какое дело, ты о чем? — раздраженно спросил товарищ.
— Ты ко мне топтунов приставил? Оберегать меня решил на всякий пожарный?
