— Я искупаться хочу, — капризно произнес Корчак. — Набери мне ванну.
— Исключено, — отрезала Эльза, продолжая разбирать покупки с помощью Иванны. — Купание в твоем состоянии противопоказано. Категорически.
— Я весь мокрый, — пожаловался он.
— Я тебя оботру.
— Ладно, — согласился Корчак. — В туалет-то сходить можно?
— Можно, — разрешила Эльза. — Только осторожно.
— У тебя стишок получился, мамочка! — обрадовалась Иванна.
— Мама у нас поэтическая натура, — пробормотал Корчак и поплелся в ванную комнату, переставляя ноги таким образом, как будто передвигался на лыжах.
Из-за высокой температуры бóльшая часть выпитой жидкости испарилась из его организма, но того, что сохранилось в мочевом пузыре, хватило на две минуты, а то и больше. Облегчившись, Корчак почувствовал себя значительно лучше. Он достал из пакета чистую одежду, выбрал полотенце и пустил воду, нагревавшуюся от бойлера, который был подвешен к стене. Пока Эльза сообразила, что происходит за закрытой дверью, он успел помыть голову и намылиться.
— Немедленно прекрати! — закричала она. — Игнат! Не смей! Ты ведешь себя как маленький!
— Я большой! — заверил он ее из-за двери. — Поэтому имею право на некоторые самостоятельные решения.
Чистый и выбритый, он вышел к ужину и битый час развлекал детей шутками и прибаутками. Потом у него резко подскочила температура, и Эльза, ругая мужа за беспечность, уложила его на чистую простыню. Он засыпал и просыпался, что-то ел, разговаривал, пытался занять себя чтением и всякими другими вещами, но в общем и целом все это походило на затяжное забытье, продлившееся без малого неделю.
В течение его болезни почти все приходилось делать Эльзе, вплоть до поддержания огня в камине. Когда наконец Корчак, заросший, худой и бледный, окончательно оправился от болезни, она выглядела немногим лучше мужа — настолько устала.
— Думаю, нам можно возвращаться в город, — предложил Корчак, прекрасно понимая, как тяжело Эльза переносит вынужденное затворничество.
— Сначала созвонись с Левченко своим, — сказала она. — Боюсь, он тебя ничем не порадует.
— Почему ты так думаешь?
— Вспомни, сколько раз тебе звонили твои сотрудники и по какому поводу? О тебе помнят лишь те, кто надеется выклянчить у тебя деньги. Ни один директор клуба даже не поинтересовался, что с тобой и где ты пропадаешь. Тебе объяснить, что это означает?
— Хочешь сказать, они боятся?
— Не только это, — ответила Эльза. — У них новый босс. Они перед ним выслуживаются, а ты, к сожалению, отыгранная карта.
— Плохо же ты о людях думаешь, — проворчал Корчак. — Они знают, что я болею, и не хотят беспокоить. В этом все дело.
Права оказалась она, а не он. Корчак не сумел дозвониться ни одному человеку из своего ближайшего окружения. Руководители, начальники служб и бухгалтеры, будто сговорившись, внесли его телефонный номер в черные списки, так что его вызовы никуда не доходили.
Этот факт озадачил его. Корчак никогда не думал, что окажется в шкуре низвергнутого короля, изгнанного из своих владений. Не подозревал, что останется один, без сторонников и союзников. Это был обескураживающий, но и полезный опыт.
— Больше никому никогда не буду доверять, — мрачно пообещал он.
— И нам, папа? — спросила Иванна, которая вроде бы была поглощена рисованием в своем углу, но на самом деле все отлично слышала.
— Только вам и буду, — ответил Корчак, перехватив укоризненный взгляд Эльзы.
У них был уговор стараться не знакомить детей с темными сторонами жизни и по возможности воздерживаться от критических оценок. Это делалось не для того, чтобы создавать иллюзию, что в мире все так замечательно и справедливо устроено. Просто они хотели, чтобы дочь и сын вырабатывали свое отношение ко всему самостоятельно, опираясь не на родительский, а на собственный опыт.
Корчак кивком вызвал Эльзу на кухню и там, понизив голос, покаялся:
— Я, дурак, чтобы не показывать все доходы, отписал почти всю собственность на директоров. У нас был уговор, что они числятся владельцами только номинально. Теперь они воспользовались моментом и растащили все по кускам…
— Полагаю, им подсказали эту идею, — заметила Эльза. — Может, некоторые и были рады сохранить лояльность по отношению к тебе, но им не предоставили выбора. Прими и смирись. Говорю же тебе, все даже к лучшему. Рэкетирам ты больше не интересен. Если ты не станешь путаться у них под ногами, они о тебе забудут.
— Ах, как благородно! — воскликнул Корчак. — Как великодушно с их стороны! Может, мне еще им в ножки поклониться?
— Опять ты за свое? Посмотри на себя в зеркало, в кого ты превратился! Неухоженный, кожа да кости. И я не лучше! Сажа уже в кожу въелась, скоро буду как Золушка. А дети? В их возрасте нужно со сверстниками общаться, а не в норах прятаться. Кончай, Игнат. Хватит. Мы этой ссылкой сыты по горло.
Корчак многое собирался ответить на эту тираду, но зазвонил его мобильник. Это был Левченко, вспомнивший наконец о существовании друга.
— Как поживаешь, схимник? — весело осведомился он. — Небось здоровье распирает от свежего воздуха? А я, признаться, по нашей зимушке соскучился. Что, брат, пригласишь в гости?
— Когда? — спросил Корчак оторопело.
— Да прямо сейчас. Мы с Оксанкой уже в пути. Проведем день на лыжах, переночуем в соседнем коттедже, ну а вечерком посидим, как водится. Вы не напрягайтесь, нет нужды. У нас все с собой. — Он довольно хохотнул. — Девичник и мальчишник в одном флаконе. Вернее, конечно, в разных флаконах. И крепость разная.
— Лев…
— Ты, я слышу, не рад как будто?
— Рад, рад, — сказал Корчак, досадливо морщась. — Только я сегодня в город собирался.
— Да-а? — удивился Левченко. — Почему не предупредил? Согласовали бы, пересеклись.
— Болел я. Только сегодня оклемался.
— Чем? Уж не китайской ли заразой?
— По симптомам не похоже, — сказал Корчак. — Но черт его знает. Жар был сильный. В отключке лежал.
— А, была не была! — воскликнул Левченко залихватски. — Нам ли, Игнат, хворей бояться? Тем более когда с антисептиком, ха-ха, перебоев не будет. Короче, до встречи.
Корчак посмотрел на Эльзу и постучал пальцем по мобильнику.
— Видишь, просто так Лев бы не приехал. Что-то хочет рассказать мне. Может быть, даже обрадовать.
— Хорошо бы, — вздохнула она.
Они, только что находившиеся на грани ссоры, обнялись. К полному восторгу детей, которые все это время подслушивали и подглядывали, выдумывая себе разные дела возле приоткрытой двери.
— Почему у них всегда все так сложно, не понимаю, — сказал Иван, вновь берясь за создание пластилиновой армии. — Совсем не обязательно постоянно ссориться.
