— Поедем сейчас в гости, — говорю Веруне после завершения разговора, — там и погуляем. Судя по рассказам, там очень большой участок перед домом.
— Хасо, — кивает дочка.
А еще в доме будет полно народа и мы с Бергманом не сможем остаться наедине.
Это вдвойне хорошо, потому что я еще не уверена, что готова к чему-то большему с ним, чем простое общение. А если судить по тому желанию, что проскользнуло во взгляде Давида вчера, когда мы сидели на диване, он не исключает возможности нашей близости даже в таких непростых условиях.
Веруня, конечно же, не догадывается о моих мыслях. Пользуясь тем, что я отвлеклась, дочка добирается до моих волос и с визгом накидывается на них сзади. Начинает растрепывать и довольно смеяться.
— Ах ты, мелкая хулиганка!
Валю хитрулю на кровать и начинаю щекотать, а потом делаю вид, что сейчас забодаю.
У меня очень грозный вид в этот момент, но дочка заливается еще больше. Она, конечно, же знает эту игру и то, что сейчас я не удержусь и начну ее расцеловывать.
Мы возимся так несколько минут.
Наконец, я поднимаюсь с кровати и усаживаю дочку ровно.
— Все, Верунь, пойдем собираться. Давид скоро за нами заедет и к этому моменту мы с тобой должны быть полностью готовы.
Два часа пролетают незаметно.
Стараюсь превратить сборы в веселую игру, и параллельно перебираю в уме, все ли мы подготовили. Одежда, обувь, салфетки, игрушки, горшок, прогулочная коляска. Еще баночки с питанием и бутылки с детской водой.
Вроде бы все. Теперь остается только дождаться приезда Бергмана.
Стоит подумать о нем, как домофон оживает. Это и правда Давид.
Гладко выбрит, переоделся в другой костюм, который сидит на нем ничуть не хуже предыдущего, если не сказать лучше.
За спиной маячит охрана.
— Привет, как вы? — спрашивает он.
Заходит в прихожую, оставляя своих ребят дожидаться на лестничной клетке, и оглядывает нас. Сначала дочку, потом меня.
— Готовы ехать. А как у тебя? Поговорил с Илоной?
— Да.
— И что она?
— Говорит, что непричастна к обоим наездам.
Собственно, говорить она может что угодно, главное, что думает об этом сам Давид.
— И ты… веришь ей?
Бергман отвечает не сразу.
— Скажем так, — произносит после небольшой паузы, — у меня нет повода не верить ей.
— Ясно.
— Но я разберусь.
— Хорошо.
— Да.
Он снова смотрит на меня, а я пытаюсь сделать вид, что все в порядке.
— Жень, мы выходим? — спрашивает Давид.
— Да, вот вещи. Все, что нам понадобится на несколько дней, мы с Веруней собрали.
— Дя! — гордо кивает дочка.
— Молодцы, отлично.
Бергман открывает входную дверь и дает команду охранникам. Те заходят в холл и нагружают себя нашими с дочкой вещами.
Одна сумка остается и Бергман берет ее сам. Я вывожу дочку и закрываю квартиру. Потом подхватываю Веру на руки.
Как только мы оказываемся за пределами нашего уютного мирка, мои страхи возвращаются. Мне хочется все контролировать, несмотря на то, что мы окружены охраной, а это значит, не спускать дочку с рук.
А насчет Илоны…стоит ли портить себе настроение сейчас, когда все складывается так удачно?
Давид сказал, что разберется, значит разберется.
А пока он будет это делать, мы поживем в доме, нашпигованной охраной. Там круглосуточно будут дежурить ребята как со стороны Бергмана, так и от Сергиевского. Так что, на ближайшие дни нам с дочкой точно ничего не грозит.
Выходим из подъезда и Мерседес уже ждет нас на привычном месте.
Делаю шаг к машине и собираюсь улыбнуться водителю, но улыбка застывает на губах. На переднем пассажирском сидит Илона.
Строгое невозмутимое лицо с заостренными чертами и сжатыми в полоску губами, волосы убраны и гладко зачесаны назад, деловой костюм.
— Женя, надеюсь, ты не возражаешь против того, чтобы Илона поехала с нами? — слышу за спиной голос Давида.
Бесполезный вопрос, если учесть, что она уже сидит там.
А вообще да, я возражаю. Очень даже возражаю. Пусть мы и едем туда, где соберется много народа, но Илона? В свете всех событий?
Эта женщина последний человек, которого я хотела бы видеть рядом с собой и Верочкой. И ее уверения своему боссу в том, что она не при чем, ничуть меня не успокаивают.
Но не могу же я озвучить все это прямо здесь и сейчас? Тем более Илона вот она — прямо перед глазами. Уже заметила нас и теперь сдержанно улыбается, впиваясь недобрым взглядом в дочку.
— Нет, конечно, — произношу вслух, потому что Давид ждет ответ, а сама инстинктивно крепче обнимаю Веру. И мысленно ограждаю нас с ней от этой женщины невидимой стеной.
— Отлично, — кивает Бергман, — тогда садись.
Он распахивает перед нами заднюю дверь, приглашая устраиваться, и нам с дочкой не остается ничего другого, как сесть в салон.
Глава 30
Давид садится рядом с нами, но присутствие Илоны на переднем сиденье портит картину, и я не чувствую той расслабленности и умиротворения, что ощущалась в прошлую поездку.
Я напрягаюсь и все, чего мне сейчас хочется, это снова оказаться дома.
Вера, в отличие от меня, не обращает никакого внимания на Илону. Она тянется к Бергману, но я достаю одну из Вериных книжек и начинаю отвлекать дочку большими красочными иллюстрациями.
Веруня очень любит книги. Она обожает, когда я читаю ей и готова подолгу рассматривать картинки, если они прорисованы качественно и передают эмоции.
У дочки есть несколько любимых книжек, среди которых «Кот в сапогах» и «Буратино». Мы взяли с собой «Буратино». Именно в этом старом издании, которое мы читаем практически ежедневно, самые привлекательные для нее образы героев. Это адаптированный текст, поэтому иллюстрации занимают бОльшую часть страницы, а текста, напечатанного крупным шрифтом, здесь совсем чуть-чуть. Для ее возраста то, что нужно.
Вот и сейчас она с умным видом переворачивает страницы, лепечет и тыкает пальчиком то в Буратино, то в Карабаса, а Бергман за ней наблюдает.
— Бути, бути, — радостно хлопает в ладоши Вера, увидев Буратино, но мы переворачиваем страницу, и она уже морщит лобик.
— Шуша-шуша.
Ей не нравится, что огромная крыса хватает деревянного человечка за ногу и пытается укусить.
— У-бабаба, — выдает грозно и с придыханием, потому что через несколько нейтральных иллюстраций из-за портьеры на сцену вылезает злобный Карабас-Барабас, со злыми глазищами, носом картошкой и огромной рыжей бородой. С безумным видом Карабас тянет огромную ручищу к Буратино, а во второй сжимает страшную плеть.
