— Уходи, Холт, и не возвращайся. Просто уйди!
Кевин очень удивляется, когда видит меня, идущую по аллейке дома Райтов. Он подъехал на машине, я сажусь к нему, и мы какое-то время разговариваем, но от поездки к побережью и прогулки я отказываюсь — настроения нет, и хорошо, что он понимает. Мы говорим о Вик, о школе и, конечно, о том, что случилось. Последнее время наше общение становится теснее, но все равно, кроме дружеских чувств, я ничего к Лоуренсу не испытываю. И все же он мне симпатичен, и я не забыла его слова о том, что мне нужно научиться жить дальше.
Кевин провожает меня от машины к входной двери дома и неожиданно целует в щеку. Прощается до завтра, пожелав спокойного вечера. Какое-то время я еще стою на крыльце и смотрю ему вслед, но мыслями уже нахожусь далеко. Однако на этот раз совсем не там, откуда ничему не вернуться. Сейчас я намного ближе.
Николас возвращается домой во время ужина, раздраженный и взвинченный. Входит в гостиную, направляется было к себе, но увидев нас на кухне — меня и родителей, сбрасывает куртку на барный стул и садится за обеденный стол. Придвигает к себе ближе тарелку, когда мама ставит ее перед ним, и молча ест.
Он чем-то недоволен, об этом говорит тяжелый взгляд, который он упирает в меня, но я привыкла его не замечать, вот и сейчас тушеные брокколи с тунцом кажутся мне куда интереснее.
Марк успевает рассказать о рабочей поездке и сообщить, что они с Адели сняли виллу на следующие выходные на берегу океана, чтобы вдвоем отметить годовщину их знакомства, когда Николас, наконец, не выдерживает.
Вилка громко падает на тарелку, а ладонь сводного брата сжимается в кулак.
— Чьи это следы шин у нашего дома? — требовательно спрашивает он, и тон вопроса заставляет маму внимательно посмотреть на пасынка.
— Должно быть, их оставила машина Кевина Лоуренса, — спокойно отвечает она. — Этот парень сегодня приезжал к Лене, и они гуляли. А в чем дело?
— Ни в чем! Мне не нравится, что сюда все таскаются!
Это звучит странно. На самом деле, у меня не так часто бывают друзья, даже с Алексом мы предпочитали видеться на улице, и мама хмурится.
— Что значит «все»? — осторожно удивляется, вскинув бровь. — Лена встречается с этим мальчиком, и я не имею ничего против.
— Николас, объяснись, — Марк вытирает рот салфеткой и, глядя на сына, откладывает ее в сторону. — Ты знаешь что-то, из-за чего мы должны нервничать? Насколько я помню, вы с этим Лоуренсом одноклассники. А твоя сестра сказала нам, — говорит, имея в виду меня, — что он редактор школьной газеты. Это не так?
— Так, черт возьми! Но это не мешает ему путаться в школе с чокнутой фрикершей, у которой сомнительные друзья и такой вид, будто она сутками под кайфом! Откуда вы знаете, что он не собирается подсадить Лену на «колеса»?
Что? Я изумляюсь. Так далеко в своей подлости Ник еще не заходил. Тиша Монгомери, конечно, девушка с необычной внешностью, любительница пирсинга и разноцветных волос, но уж точно не наркоманка.
Я не говорила маме, что встречаюсь с Кевином, но я не первый раз замечаю, что она старается меня защитить. Однако сейчас, что бы ни пришло в голову сыну Марка, я и сама не собираюсь это терпеть.
— Это неправда! — твердо возражаю. — Перестань нести чушь, Ник! И Кевин, и Тиша — достойные ребята и уж точно не заслужили такой лжи!
Как жаль, что в серых глазах сводного брата нет и намека на стыд, а в душе — чувства вины. Иначе бы от него давно осталась горсточка пепла.
— Да мне все равно! Я свое мнение сказал, пусть Адели сама решает, кто тебе нужен. Но я не стану Лоуренса здесь терпеть! Предупреждаю, еще раз явится — пожалеет!
Это какой-то безумный вечер. Я не хочу верить своим ушам.
— Что? — потрясенно выдыхаю. — Не смей его трогать! — вскакиваю из-за стола, но мама уверенно удерживает мое запястье.
— Адели, думаю, стоит прислушаться к словам Николаса, — замечает Марк жене, но она его не слушает. Говорит спокойно, целиком вставая на мою сторону:
— Значит так, Ник. С кем тебе встречаться — это твое дело, запретить мы тебе не в силах. Но угроз в сторону друзей Лены я не потерплю. Во всяком случае, пока здесь живу! Я целиком доверяю своей дочери, так что не вздумай обидеть парня. Уверена, Лена сама со всем разберется.
— Стой! — Николас догоняет меня на втором этаже, у двери моей спальни, и от злости его глаза сверкают. — Ты все слышала, Утка, — как всегда шипит. — Я не шучу, и дважды предупреждать не стану!
Однако и я не на шутку сердита. Лоуренс не заслужил столкновения с Ником, я не хочу, чтобы он пострадал, поэтому говорю как можно убедительнее, тем более что все это правда:
— Учти, что отец и сестра Кевина работают в полиции. Если с его головы упадет хоть волосок… Я молчать не буду, и тебе не завидую!
— Сука! — слышу в спину, но больше не отвечаю. Просто захлопываю дверь и закрываю ее на замок.
Что будет завтра — не знаю. Но сейчас — видеть его не могу!
***
Он здесь, в моей спальне. Я понимаю это слишком поздно, когда из сна, в который я не успела провалиться, меня вырывает резкий металлический щелчок, похожий на хруст, и шелест чужого присутствия.
Рама окна резко поднимается, и темная фигура проникает в комнату.
Я вздрагиваю и успеваю испуганно вскрикнуть, отбросив одеяло в сторону в попытке вскочить, когда незваный гость безошибочно находит меня в темноте и наваливается сверху. Обхватив ногами, опрокидывает на подушку, закрывая рот ладонью.
От одной мысли, что это может быть Николас, меня ослепляет белоснежная вспышка страха. Теперь я знаю, какой у него цвет. И паника… Она рвется изнутри, заставляя тело биться в попытке освободиться из сильных рук. Очень сильных, мне никогда с такими не справиться.
Они держат крепко, и знакомый, холодный голос произносит у моего лица:
— В прошлый раз на дороге ты меня не испугалась, а надо было!
О, господи! Картер! Это он!
Как только я узнаю голос, мои плечи опадают на подушке, и я затихаю. Но все еще шумно дышу, поэтому Райт не сразу отнимает руку, а только убедившись, что я не стану кричать.
Оперев ребро ладони над моей головой, сам не отодвигается и его яростное дыхание касается моих губ.
— Я видел вас с Лоуренсом! Какого черта он возле тебя ошивается, Холт? Ты не смеешь с ним быть, слышишь? Ни с кем не смеешь!
Глаза из темноты смотрят колкие и злые, несправедливо колючие. Слова звучат так, словно он имеет на меня право, но это не так. Я никому и ничего не должна — ни Нику, ни ему!
— Ты не можешь мне приказывать, Райт, — успокоившись, стараюсь ответить достаточно твердо. — Даже забравшись в мою спальню!
— Возможно. Но я могу кое-что похуже. Например, помочь бедолаге Кевину сломать ногу. Или руку. Или, не дай бог, его цыплячью шею. Я могу многое сделать, Трескунок, чтобы вернуть тебе память!
