Судомойки любили делиться рассказами о своих амири, а я слушала их и думала о том, что в своей нынешней жизни с трудом могу представить мужчину, из-за которого будет плавиться сердце. Какая уж тут истома! После того, что было. Помимо воли вспоминалось красивое мужское лицо, блестящие карие глаза, свисающий на лоб непокорный темный вихор, толстая серебряная цепь на мускулистой шее. Сергей Горчаков. Моя первая и единственная любовь. Моя непрекращающаяся боль и непоправимая ошибка. Как я могла быть такой слепой?..
– А то, смотри, я б не прочь, – не унимался Джунио. – Где ты еще такого горячего амири найдешь?
Я взглянула на хвастливого красавчика и усмехнулась. Вот уж у кого самомнения – с огромную гору.
– Приходи сегодня ночью во двор, – не отставал слуга. – Я тебе одну звезду покажу, ее могут увидеть только любовники.
Ты смотри, какой скорый! Не успел на первое свидание позвать, а уже уверен, чем оно закончится. Привык к быстрым победам и думает, что любая готова упасть в его объятия. Вот только мне это не нужно. Мне вообще никто не нужен. Точнее, нам с Беттиной. Мы и сами проживем, безо всяких там мужчин.
Джунио уставился на меня горячим взглядом, а я отрицательно покачала головой и перешла к комоду. На нем стояли два тяжелых канделябра с магическими свечами, а между ними – та самая изумрудная шкатулка. Небольшая, плоская, с красивым золотым вензелем на крышке. Я медленно провела перьевой метелкой по таинственно мерцающему камню и попыталась рассмотреть маленький замочек. Крошечное отверстие для ключа, хитрая петелька, едва заметное углубление – так просто не откроешь, придется повозиться. Как сказал бы дядя Миша, надо хорошенько подумать. Бабушкин сосед был мастером на все руки, и в детстве я целыми днями пропадала в его гараже, наблюдая за тем, как из груды антикварного металлолома рождается настоящий «понтиак». И по мере сил помогала процессу, подавая ключи и отвертки и с радостью натирая блестящие накладки на капоте. Мне нравилось возиться с инструментами. Нравилось быть нужной. Наверное, дядя Миша чувствовал мою неприкаянность, потому и учил премудростям механики. «Это надо обмозговать», – любил повторять он в особо сложных случаях. Вот и мне нужно было обмозговать, как добраться до шкатулки. Может, попробовать спровадить Джунио из комнаты? Придумать какой-нибудь благовидный предлог…
– Странная ты, Алессия, – не унимался слуга, и я мысленно пожелала ему провалиться. – Вроде рыжие обычно горячие, а ты как ледышка с рыбьей кровью.
– Тебе какая разница? – пожала плечами в ответ. Мне не хотелось отвлекаться от главной цели и поддаваться на подначки слуги. – Не мешай мне работать.
– Работать, работать, – передразнил Джунио. – Так и будешь всю жизнь работать. Что ж, если счастья своего не понимаешь, тут уж ничего не поделаешь.
Он усмехнулся и принялся насвистывать народную песню, которую любили петь в тратториях захмелевшие простолюдины. «Маленькая бабочка, лети, лети к розе моего сердца», – слышались мне за тихой мелодией романтичные слова. Слуга сунул руки в карманы, небрежно оперся о стену, не переставая за мной наблюдать, и виртуозно свистел, а я с сожалением покосилась на шкатулку и перешла к письменному столу. Ничего. Однажды у меня появится шанс разобраться с ее содержимым. Не успела так подумать, как в коридоре послышались шаги, дверь резко открылась и на пороге кабинета появилась Альда.
– Джунио, ньор герцог велел тебе отнести письмо ньору Скапарелли и отдать лично в руки, – сказала она слуге, протягивая запечатанный воском свиток.
– Я-то пойду, – оторвался от стены красавчик. – А как же распоряжение присматривать за новенькой?
– Думаю, Алессия достаточно благоразумна, чтобы не совершать глупостей, не так ли? – со значением посмотрела на меня майресса, и я, понуждаемая ее взглядом, согласно кивнула. – Иди, хватит бездельничать, – повернувшись к Джунио, строго сказала Альда. – Знаю я тебя, готов весь день рядом с хорошенькой девушкой ошиваться. Смотри, скажу ньору герцогу, что ты к служанкам пристаешь, отправит он тебя в Адую. Будешь там свои непристойные песни коровам петь.
– Наговариваете, ньора Альда, – состроил обиженную физиономию Джунио, но тут же ослепительно улыбнулся майрессе и добавил: – Я только вас одну люблю и боготворю, зачем мне другие?
– Поговори еще, – поджала губы Альда и махнула рукой. – Иди, не тяни время. А ты, Алессия, побыстрее заканчивай с уборкой. Ньор герцог скоро позавтракает и поднимется в кабинет. Нельзя, чтобы он тебя тут увидел.
– Я почти закончила.
– Что ж, хорошо, – кивнула майресса и посмотрела на Джунио. – Ты еще здесь?
– Нет, ньора, я уже на полпути к дому ньора Скапарелли.
Слуга послал майрессе еще одну улыбку, вскинул свою бедовую голову и неслышно выскользнул за дверь. Альда, строго посмотрев на меня, вышла следом, и я наконец-то осталась одна. Что ж, такой шанс нельзя было упускать.
В одну секунду я метнулась к шкатулке, вытащила из волос тонкую шпильку, вставила ее в отверстие и попыталась повернуть, но замок оказался с секретом и не пожелал открываться. Еще одна попытка – и снова неудача.
– Ну же, давай, – тихо шептала я, стараясь разобраться с хитрым механизмом. Главное было сосредоточиться и почувствовать нужный момент. Секунда, другая. Пальцы фиксируют подходящее колебание, шпилька проворачивается в руках, и я слышу характерный щелчок, крышка приподнимается… И в тот же момент в коридоре раздаются уверенные шаги. Святая Лючия! Герцог вернулся.
Я едва успела захлопнуть шкатулку, схватить отложенную в сторону метелку и сделать вид, что сметаю пыль с чистого канделябра, как дверь распахнулась и в кабинет в сопровождении своего пса вошел Абьери. По спине пробежал холодок. Что, если герцог поймет, чем я тут занималась?
– Ты еще здесь? – в низком голосе прозвучало едва заметное недовольство.
– Простите, ньор герцог. Я уже ухожу.
Я поклонилась и сделала шаг к двери, но Абьери неожиданно заступил мне дорогу и коснулся пальцами моего подбородка, заставляя поднять голову.
– Ты боишься меня? – с непонятной настойчивостью глядя в глаза, спросил он.
– А должна? – сорвалось с моих губ, и пальцы Абьери сжались сильнее, а его взгляд стал острым, как стилет.
Знать бы еще, какой ответ он пытался отыскать в моих глазах. Тьма призрачной маски так близко… От нее веет холодом и странной, почти ощутимой магией. Она притягивает своей тайной, манит, мне даже кажется, что я слышу странный многоголосый шепот. «Алессия… Алессия…» – на разные голоса звучит у меня в ушах. Комната отдаляется, вокруг становится темно, и только Абьери и его дог остаются на месте. А голоса не умолкают, они шелестят вокруг невесомыми крыльями черных бабочек, кружат, проникают в сознание…
– Тебе плохо? – перебивает непонятную какофонию резкий вопрос герцога, и шум тут же исчезает, а кабинет приобретает свои обычные пропорции.
– Нет. Все в порядке.
Я очнулась от непонятного ступора и чуть повернула голову, вынуждая герцога меня отпустить.
