Боги, как он вообще держится? Где Гррахара? Ему же нужна помощь!
Снова посмотрела вверх и поймала напряженный взгляд. Не знаю, что в нем изменилось, но внезапно, буквально в секунду, все обрело ясность: и то, почему Рроак пришел ко мне раньше, чем к Гррахаре; и то, почему он молчит.
В груди потяжелело.
– Сколько? – спросила я глухо.
Рроак зло дернул уголком рта.
– Сколько – что? Сколько их было? Или сколько я убил?
Я не ответила. Впитала глухую ярость дракона, словно губка, и попыталась унять собственную. Выходило плохо. Эмоции клокотали в груди, как вода, закипающая в чане. Вырывались тяжелыми каплями, с шипением скатывались по раскаленным бокам и обжигали горячим паром. Но спроси меня, на кого я злюсь – на Рроака, отнявшего жизни охотников, или на братьев по дайгенору, оставивших эти рваные раны, – и я не отвечу.
Наконец, когда воздух едва не зазвенел от напряжения, Рроак заговорил:
– Я убил троих. Еще четверо сумели уйти.
– Ты гнал их?
Мой голос прозвучал спокойно. Так, будто внутренности не скручивало в узел, а кости не дробились в труху.
– Нет. Тех, что решили отступить, я не преследовал.
Я кивнула. Несколько секунд собиралась с духом, чтобы задать следующий вопрос, и выпалила, будто бросаясь в пропасть:
– Как? Как все случилось?
Душу раздирали противоречия. Одна часть меня не желала знать подробности, трусливо дрожала, словно заячий хвост. Но другая, скованная тисками разума, понимала – если не выясню все сейчас, так и буду терзаться сомнениями. А их в моей жизни и без того слишком много.
– Я прилетел поздно. Нет, следов они еще не нашли, но подобрались близко. Пришлось действовать аккуратно. Я сумел их отвлечь, направить в другую сторону, а сам уничтожил все пути к пещере. Но когда я закончил и уже хотел возвращаться, один из охотников почувствовал мое присутствие. У подхвостыша оказались отличные реакции – он выпустил стрелу быстрее, чем я поднялся к облакам.
– Стрелу? Они… они отправили соколов?! Но… но…
Мысли закружились, словно стая ворон над полем битвы.
Соколы – охотники, использующие лук и стрелы. Специальные наконечники изготавливают из той же стали, что дайгенор; шесть лун пропитывают заговоренным настоем. Стрелы соколов отличаются от обычных – они тяжелее и длиннее. Луки мощнее. Далеко не каждому охотнику под силу управиться с ними.
По весне из послушников, только начавших обучение, выбирают несколько лучших. Их тренируют отдельно, закаляют; воспитывают так, как не воспитывают обычных охотников – жестко, без жалости и поблажек. В отличие от нас, им не дают второго шанса. Сорвался со скалы? Недостоин быть соколом. Проиграл в схватке со старшим братом? Недостоин быть соколом. Не выбил десять целей из десяти? Ответ ясен.
Но именно соколы, пройдя обучение и убив первого дракона, отправляются на службу к императору. Они – элита, сильнейшие и опаснейшие дети Ордена. Удивительно, что в отряде, посланном на мои поиски, оказался сокол. Или то была его первая охота?
Я снова осмотрела Рроака, задержалась взглядом на перевязанной руке.
– Говорят, соколы всегда целятся в крылья, чтобы драконы не могли улететь…
Мои губы еще шептали последние слова, а картина случившегося уже выстраивалась перед глазами, как кусочки цветного стекла в законченный витраж. Я увидела алого ящера и охотника, выпускающего стрелу. Услышала рев раненого животного, глухой удар о снег, гул огня оборота и тихое шипение Рроака.
– Даже с нашей скоростью восстановления нужно время, чтобы снова взлететь, – холодный, будто неживой голос врезался в мои мысли. – Еще не помешало бы спокойствие, но твои братья такой любезности мне не оказали.
– Ты не напал на них?
– Нет. Я ведь пообещал, что без крайней необходимости не стану убивать. Разве Гррахара не передала?
Я растерянно кивнула и снова заскользила взглядом по лицу Рроака. Он избегал битвы… ради меня?
– Двое с половиной суток я пытался скинуть их с хвоста, медлил до последнего. Но времени не осталось – к рассвету третьего дня я должен был вернуться. Пришлось напасть. Первым я убил того подхвостыша со стрелами. Потом еще двоих. Остальные, к счастью, решили отступить.
Сначала я не поняла, что царапнуло внимание. Драконье ругательство? Нет. То, что сокол умер первым? Тоже нет. Будь я на месте Рроака, действовала бы так же. А потом в ушах прозвучало эхом:
«К рассвету третьего дня я должен был вернуться…»
Боги, все из-за меня! Это я виновата в смерти братьев!
Если бы не спешка, Рроак мог бы еще несколько дней плутать по горам, заметать следы, уходить от погони. Дождаться, когда перевал укроется метелью и вынудит охотников отступить. Тогда никто бы не умер. Но чтобы сохранить жизнь мне, Рроаку пришлось отнять ее у трех моих собратьев. Теперь убедить отцов пойти на мир с драконами будет еще сложнее. И Рроак это понимает.
Проклятье!
– Рад, что ты в порядке. Теперь, когда мы рядом, ты быстро придешь в себя. Отдыхай.
Рроак попытался встать, но я снова вцепилась в его жилетку, останавливая. Не поднимая головы, не зная, что сказать и стоит ли говорить хоть что-нибудь, я потянулась вперед. Прижалась щекой к горячей груди и замерла.
Сердце Рроака стучало так быстро, словно он только-только вырвался из схватки. Мое же, потяжелевшее, еле билось.
Скорбь по погибшим братьям переплелась с радостью, что Рроак выжил, словно пряди в тугой косе. Сверху, вместо цветных ремешков, их обвил запоздалый страх. Не собственной смерти, нет. А того, что все могло закончиться иначе.
Стоило представить алого ящера Рроака на снегу; увидеть, как гаснет огонь во взгляде; как братья выжидают положенные часы, пока драконья кровь остынет, а потом вырезают мощное сердце; как вырывают клыки и спинные шипы – и меня замутило.
Страх подскочил к горлу тугим комком, прокатился по телу ледяной волной. По венам, словно яд, разлилось презрение к самой себе. Я не должна радоваться, что выжил дракон, а не братья. Не должна! Но облегчение – постыдное, сладкое – затопило душу.
Поддаваясь ему, я осторожно, чтобы не причинить боли, скользнула пальцами Рроаку под жилетку, прижалась теснее. Вдохнула его запах, смешанный с запахом запекшейся крови, закусила губу и заплакала.
Я плакала от горя и радости. От чувства вины и облегчения. Цеплялась за Рроака как за единственную опору в мире, ставшем для меня слишком запутанным. Обнимала его, размазывала слезы по широкой груди и упрямо кусала губы в тщетной попытке сдержать всхлипы.
Рроак молчал. Не объяснялся, не проклинал Орден, не защищался. Обняв меня здоровой рукой, притянул еще ближе и уткнулся носом мне в волосы. Он впитывал мои эмоции, как ранее я – его ярость.
