Любовь моя к кошкам увеличивалась со дня на день — и я не хотела уже расставаться с ними, несмотря на то что месье Бюффон оклеветал их.
Родители мои были так добры, что прощали мне эти капризы; но, вышедши замуж, я должна была отказаться от своего зверинца, потому что муж мой мог быть вовсе не так снисходителен. Я оставила у себя одну только кошку, которую терпели только потому, что она приносила пользу в доме, истребляя многочисленных обитателей Крысополиса; в ней имели нужду и потому находили ее прекрасной. Так всегда бывает у людей.
Когда муж мой оставил меня; я снова завела у себя кошек, потому что мне необходимо было любить кого-нибудь. Любимцы мои были прекраснейшие ангорские коты; это премилые животные, веселые, чистоплотные; независимость их характера нравилась мне более всего — собаки лижут руки, которые бьют их, кошки этого никогда не делают. Конечно, собаки служат образцом верности, защищают своего хозяина и часто издыхают с тоски по его смерти; но я предпочитаю кошек; постоянство их удивительно; многие, которые не знают их, говорят, что кошки привыкают к месту, а не к человеку. Я уверена в противном.
Часто, когда я переменяла квартиру и друзья мои оставались еще на старой, то они, не дожидаясь, сами прибегали ко мне на новое место; этот инстинкт дает им их независимость. Ни одно животное не имеет столько прелести. Лёкен, достойный соперник Тальма, держал около себя кошек, чтобы изучать прелесть их движений. Карлен, знаменитый арлекин, брал уроки у кошек, этих самых кошек, на которых понапрасну клевещут, как будто бы они были люди. Я слышала от него самого, что все жесты, которым аплодировали на сцене, он перенял у кошек.
Посмотрите, в самом деле, на плавную походку кошки. Посмотрите, когда она бежит или прыгает. Один поэт (Гюйо Дезербье) сказал, что если кошка по какому-нибудь обстоятельству прыгает с крыши, то она летит, а не падает.
Первая страсть этих животных — есть самолюбие; их характер так похож на мой, что мне недоставало только сделаться республиканкой для совершенного сходства.
В то время когда я восемь месяцев в году проживала в аббатстве у дяди моего аббата Р…, у меня всегда был зверинец, составленный из разных зверей; в нем кроме лани была еще у меня маленькая обезьяна, которую подарил мне президент Периньи и с которой я не могла расстаться, несмотря на то что это злое, хитрое и безобразное животное играло надо мной ужасные штуки. Одна знакомая дама говорила: „Президент Периньи, не смея подарить вам своего портрета, взамен его подарил эту обезьяну — и прекрасно достиг своей цели; не правда ли, что он похож на нее!“ И в самом деле, сходство было поразительное.
Впрочем, все должно иметь конец — а фарсы Коко были бесконечны; он был замешан во всякую беду, перебил все, до чего мог достать, и сделался наконец бичом всего аббатства. Наконец, я почувствовала необходимость расстаться с ним и подарила его одному знакомому; но несчастное животное было так привязано ко мне, что не перенесло разлуки и издохло через неделю. Я велела воздвигнуть ему мраморный памятник.
Возвратившись в Париж, я не переставала заниматься своими кошками; их было у меня четырнадцать, и они все спали на моей постели. Я могла на просторе наблюдать их вкусы и характеры; все они были различного свойства. В кошках я заметила множество кокетства и капризов; в котах — необыкновенную учтивость, которая, будучи при наступлении революции изгнана из Франции, перешла, кажется, в котов.
Природа часто производила в них удивительные странности; один котенок родился без хвоста; другой был горбатый, третий, чудо по своей прекрасной шерсти, был настоящее чудовище по своему образованию; я заботилась о нем больше, нежели о других; и он был совершенно здоров. Однажды поднесла я его к зеркалу; он так испугался своего вида, что впал в ужаснейшие конвульсии и тут же издох. Удивительное действие страха или самолюбия.
Наконец, в доказательство того, как вредно предаваться страстям, я приведу тот день, когда вышел декрет, чтобы все дворяне выехали из Парижа немедленно. Я, спеша удалиться, уже выехала за заставу, как, вздумав приласкать своих кошек, увидела, что в огромной корзине, куда я их поместила, недостает одного кота. Тотчас велела я ехать назад в Париж, на свою бывшую квартиру, и нашла несчастного кота, который мяукал так, что у меня сердце разрывалось. Увидев меня, он перестал жаловаться и начал ласкаться ко мне. Но тут я испугалась, потому что пришло уже полтора часа сроку, назначенному для выезда; меня могли остановить, судить, казнить за эту просрочку — потому что я видела уже довольно примеров. Не медля ни минуты, я отправилась в дорогу и счастливо выбралась за город».
В первой части воспоминаний Талейрана все понятно — там речь идет о коте Жозефины, а вот по второй части возникает два вопроса: кто была эта знатная дама, имевшая страсть к кошкам, и как месье Бюффон оклеветал их?
Относительно дамы ничего определенного сейчас сказать нельзя. Возможно, это была та самая графиня де Морепа? Во всяком случае, в генеалогических таблицах говорится, что брат отца графа де Морепа был аббатом в Руайомоне. Так не это ли было то самое аббатство «дяди моего аббата Р…», о котором написано у Талейрана? Плюс сама Мария-Жанна прожила 89 лет, так что она вполне могла в восемьдесят лет быть ветреной, «точно так же как в двадцать».
А вот месье Бюффон — это был знаменитый натуралист Жорж-Луи де Бюффон, который в своей «Естественной истории животных», опубликованной в 1766 году, написал о кошачьих так:
Кошка, по-видимому, испытывает сколько-нибудь серьезные чувства только по отношению к самой себе — ее любовь весьма условна; кошка вступает во взаимоотношения с людьми только для того, чтобы сделать из них своих слуг.́
А еще он утверждал, что кошка — это «неверная услужница» и держат ее лишь по необходимости, «для противопоставления врагам, более нас беспокоящим и коих мы не можем выгнать». Плюс он утверждал, что кошек нельзя дрессировать, ибо «нельзя побороть вложенные в них инстинкты праздности и разбойничьи наклонности».
Существует два способа, чтобы убежать от житейских невзгод: музыка и кошки.
Альберт Швейцер, немецкий философ, музыкант и врач
Изобретение йода
Кстати сказать, при Наполеоне были изобретены консервы, метод получения сахара из свеклы, наручные часы и многое другое. Плюс эффективная подводная лодка и оптический телеграф для быстрой передачи сообщений. А еще при нем французский фармацевт Бернар Куртуа (Bernard Courtois), родившийся в 1777 году в Дижоне, придумал всем известный теперь йод, и помог ему в этом его кот.
Это произошло в 1811 году, когда его кот случайно опрокинул колбы с разными жидкостями в лаборатории, разлив их. В одной колбе у Куртуа находилась приготовленная для опыта суспензия золы водорослей (содержащей йодид натрия) в этаноле, а в другой — концентрированная серная кислота. Колбы разбились, и жидкости смешались. С пола стали подниматься клубы сине-фиолетового пара, которые оседали на окружающих предметах в виде мельчайших черно-фиолетовых кристалликов с металлическим блеском и едким запахом. Это и был новый химический элемент — йод. А дал новому элементу такое название в 1813 году знаменитый химик Жозеф Луи Гей-Люссак. Что же касается Куртуа, то за открытие йода он получил от Парижской академии наук премию в 6 тысяч франков.
