— Ты голоден? — как можно доброжелательней спросил я и натужно состроил дружелюбную гримасу. И к моему удивлению, учёный тоже мне улыбнулся.
— Очень, а у вас есть еда?
— Конечно. Так накормите и напоите его, — скомандовал я. — А потом нам предстоит долгий и, я чувствую, увлекательный разговор.
Все вокруг как-то даже расслабились, напряжённость заметно спала.
— Теперь с ним точно всё в порядке. Уже опять раскомандовался, — подшутил Хирург.
Оголодавший Евгений быстро слопал всё что ему дали, жадно выпил воды из предложенной фляги и не забыл поблагодарить. Интеллигент с хорошим образованием всё-таки или просто хороший человек.
Мы нашли внутри зала информационного центра несколько стульев. Перемещаться по этому помещению было крайне неудобно. Если у компьютеров, где сидел Евгений было лишь слегка замусорено, то в глубине зала образовалась настоящая свалка. Там были набросаны деревянные ящики, в которых раньше лежали консервы.
В итоге мы смогли найти ещё четыре стула. Мы поставили их напротив учёного и стали ждать, когда он поест. На стульях сидели: я, Левша, научник из нашей группы и Люба, у которого сильно разболелись ноги, и он упросил Танцора освободить ему место. Хирург сел на пол, отказавшись от места на стуле, который бы не смог его выдержать. Маузер, младший Могила и Кулинар, не интересуясь всякой «научной пургой», решили уйти патрулировать коридоры. Кулинар вышел первым и сразу же открыл огонь, потом он скрылся за поворотом и выстрелы прекратились.
— С ним всё в порядке? — настороженно спросил у меня ученый, оставив еду.
— Его хрен завалишь, — вперёд меня отозвался Хирург.
— Не волнуйтесь, Евгений Игоревич. Теперь мы все в безопасности. Думаю, настало время, вам рассказать нам что-то чего мы не знаем, — я старался говорить, как можно спокойнее. Кто знает может он снова испугается?
— Конечно, я думаю, вы многого не знаете. А я знаю. Я слишком очень много знаю, — учёный увёл взгляд в сторону. — Лучше бы не знал ничего и не видел, — на его глазах проступили слёзы, его нижняя губа затряслась, но несмотря на мои ожидания, он всё же взял себя в руки и успокоился.
— Давайте, не будем отвлекаться. Будет правильно, если вы всё расскажете по порядку. Для начала ответьте: кто вы и что здесь делаете?
— Я Евгений. Вы забыли? Я же говорил, что работаю здесь и живу. Точнее работал раньше.
— А давно вы здесь живёте Евгений?
— Тем, кем я являюсь сейчас, я живу здесь уже девять лет. И ещё раньше жил.
Это было невозможно. Я не верил словам, уже скорее всего, сошедшего с ума мужчины. Кто знает может он и не учёный вовсе? А бродяга, каким- то невероятным способом проникший сюда и теперь выдающий себя за тех, кто здесь раньше обитал.
— Чё? — недоверчиво протянул Люба. — Сколько ты уже здесь? Ты дед совсем крышей двинулся? И чё ещё за «тем-кем»? Ребят, он реально шизанутый походу.
— Нет, нет. Поверьте, я правда живу здесь уже давно, в Зоне я живу больше двадцати лет.
— Да чё ты несёшь? — снова начал Люба, но его перебил наш научник.
— Это действительно возможно, — по очереди посмотрел он на нас и потом снова обратился к старому учёному. — Если вы работали в первом проекте О-Сознание, вы и правда можете жить здесь уже очень давно. Я думаю, чтобы прояснить ситуацию вы должны начать с самого начала. Прямо с того времени как попали в Зону.
— Мне нечего таить. Я расскажу всё.
Научник знал что-то, чего нам не сказали. А я-то думал, что он совсем бесполезный.
Евгений собирался поведать нам очень длинную и интересную историю своей жизни. Он собрался с мыслями и когда он начал, я был весь во внимании.
— Я попал в Зону двадцать один год назад, — начал учёный. — Тогда здесь не было никаких мутантов и аномалий, здесь было спокойно и тихо. Но в то время здесь уже существовали лаборатории. Я работал вместе с доктором Каймановым, изучал влияние волн различной частоты, интенсивности и природы возникновения на состояние организма крыс. Позже мы смогли продвинуться в исследования и даже научились вызывать определённые эмоции или скорее реакции у многих животных, над которыми проводились эксперименты. Но до конца экспериментов я так и не доработал. Меня как хорошего специалиста в анатомии, биологии и физике временно перевели из лаборатории X-10 в главное отделение X-1.
Многое мне стало казаться странным, но была одна деталь, которая сильно выделялась, и я решил сразу об этом спросить:
— Почему вы говорите о секретных лабораториях так, будто уверены, что мы имеем о них какое-либо представление?
— А вы хотите сказать, что спустились сюда и понятия не имеете, что это за место? Вы же всё-таки говорите с бывшим участником О-Сознания, — Евгений говорил убедительно и я решил ему довериться, насколько мог. Моё мнение об этом человеке всё никак не могло остаться неизменным, оно постоянно менялось, потому что я ни в чём не был уверен. Пусть говорит, что хочет, а там разберусь. — К тому же вы сами задали мне вопрос об О-Сознании. Разве нет? — уголки его глаз немного сузились. Он поднял брови и сжал губы в довольной улыбке. И он был прав.
— Знаем про таких, слышали, — я опёрся рукой на колено и немного ближе наклонился к Евгению.
И тогда я разглядел его лицо: раньше он, наверное, был полным человеком, но сейчас кожа лица обвисла, глаза впали и были болезненно красными и опухшими. Надбровные дуги, закрывающие собой глаза по краям к переносице, поднимались вверх. От всего этого: от морщинистого, обвисшего лица, от утомлённого взгляда, человек выглядел ужасно вымотанным, несмотря на то, что за последние двадцать минут уверенности в его голосе поприбавилось. Его лицо было похоже своим выражением на морду породы собак, название которой я точно припомнить не мог, может быть английский мастифф или бульдог? В этом Люба разбирается хорошо, но не думаю, что я смог бы корректно задать ему вопрос: с какой породой собак ассоциируются у него черты лица нашего нового знакомого.
— Слухами мир полнится, — ответил мне учёный с «собачей мордой». — Так на чём вы меня прервали?
— Вас перевели в X-1, - напомнил научник.
— Точно. Там я занялся приготовлениями к очень важному проекту, который между прочим был незапланированно завершён три года назад. Меня назначили подготавливать специальный физраствор, в котором должны были находиться участники проекта, будучи помещёнными в специальные капсулы. Я работал над ним крайне долгое время. Восемь лет кропотливой работы, наконец, позволили мне добиться определённых успехов и, наконец, в две тысячи пятом году я смог создать смесь, в которой можно было бы поддерживать жизнь людей находящихся в подобии анабиозного состояния, что позволило бы им прожить намного дольше, чем обычному человеку, но при этом, так как тела мы не замораживали, их мозговая активность полностью сохранялась и даже увеличивалась, в следствие того, что им больше не нужно было видеть и слышать с помощью глаз и ушей. За годы, проведённые на станции X-1, я узнал много нового для себя о проекте О-Сознание. Думаю, вы не откажитесь, если я прерву свою автобиографию и расскажу вам о целях людей, работавших здесь ещё с восьмидесятых годов прошлого столетия.
