Баштум слушала и не понимала, к чему клонит хазанну, и это легко читалось в её взгляде.
— Не ропщи, Баштум, — поспешил успокоить её Техиб. — Разве ты не знаешь, что любой судья встанет на сторону Залилума, но никогда не будет защищать твои интересы? Если ты задумаешь пойти наперекор воле Залилума и захочешь вернуть Ану-син домой, его брат Зер-укин обратит против тебя коварное оружие. Согласно закона, в тех случаях, когда у кредитора имеются опасения, что должник не заплатит долг, его могут возместить за счёт любого имущества должника. Всё твоё имущество, Баштум, — эта хижина. Сохрани её для себя и жди того дня, когда сюда, домой, вернётся твоя Ану-син.
— Вернётся из рабства, — с горечью и отчаянием прибавила Баштум.
— Смирись с тем, что многие будут смотреть на Ану-син как на рабыню. Она временная рабыня, рабыня на три года. И всё же этот выбор лучше, чем скитание без кола без двора, не так ли?
Техиб умолк и пристально посмотрел на Баштум в ожидании ответа. Маленькая женщина обречённо вздохнула и молча кивнула в знак согласия.
Карум — торговая площадь, примыкавшая к гавани; вост. базар.
Нисану — апрель — май, первый месяц аккадского календаря.
Канди — мужская рубашка с короткими рукавами; чем выше положение человека в обществе, тем длиннее было его канди.
Глава 9. Аваса
Завидя дом Залилума, Ану-син замедлила шаг и с любопытством осмотрелась вокруг. Теперь здесь всё было иначе, нежели той злополучной ночью. Уже совсем стемнело, но в этот поздний час, когда жители алу искали в своих хижинах желанного покоя, в доме Залилума веселилась толпа гостей и играла музыка.
Внутренний двор дома был обсажен кустарником; вдоль правильного четырёхугольника зелени шла широкая дорожка, усыпанная мелкими глиняными шариками. Посредине двора бил фонтан, рассеивая во все стороны прохладную водяную пыль. Мерцали огоньки подвесных светильников и дрожали язычки пламени факелов, вставленных в настенные скобы. Добротный дом из кирпича имел два этажа и опоясывающую двор галерею, на верхнюю площадку вела деревянная лестница.
В сопровождении Зер-укина, который нетерпеливо подталкивал её в спину, Ану-син вошла внутрь дома. И тотчас очутилась среди незнакомых людей, чьи одежды создавали причудливый хоровод ярчайших красок и расцветок. Такого разнообразия цветов девочке ещё не приходилось видеть: ведь простой народ одевался неброско, в холщовые рубашки тёмных тонов. Ану-син представила себя в озарённой золотыми огнями неземной стране, где сладким нектаром льётся в уши чудесная музыка. И вместо бородатых, заросших крестьян, измученных ежедневным трудом, девочка увидела праздную толпу добрых магов и прекрасных волшебниц.
А, может, это был сон? Один из тех удивительных колыбельных снов, какие Ану-син не раз видела в родной хижине, убаюканная голосом матери? Может, вот сейчас у неё вырастут крылья за плечами, такие, как у гусей на лугу, и она поднимется над головами этих сказочных людей, а потом полетит в глубину тёмного, с россыпью зеленоватых звёзд неба?..
Но крылья не вырастали. Ноги отяжелели и словно приросли к полу; Ану-син, уже без восторга, озиралась вокруг, как маленький затравленный зверёк. Озарённая волшебная страна исчезла. Существа, ещё недавно казавшиеся ей добрыми и прекрасными, теперь наперебой пугали её, делая страшные глаза и скаля зубы. Ярче, чем прежде, сверкали многочисленные огни, ослепляя девочку; громче звенели кимвалы, тимпаны и флейты, чья мелодия отдавалась в её ушах невообразимым грохотом и визгом.
Ану-син молчала и поднимала над собой руки, защищаясь от обступивших её кольцом разодетых «существ», которые показывали зубы и мотали головами, как кони. Краем глаза она заметила внушительного толстяка, сидевшего во главе уставленного яствами стола. У него было одутловатое равнодушное лицо, на котором выделялись широкие чёрные дуги бровей, соединённые между собой; бусы из разноцветного стекла, нанизанные на шнуры, сверкали в курчавых волосах; складки шеи лежали на груди, как подгрудок у быка; расшитая узорами из пальмовых листьев канди трещала под мышками.
«Залилум», — догадалась Ану-син. В тот же миг жгучая волна ненависти к этому человеку затопила сердце девочки; её смуглые щёки вспыхнули румянцем, стало трудно дышать.
— Девочка необыкновенно потешна, — раздался басовитый голос одного из «существ», которым оказалась дородная женщина с чёрными усами на верхней губе и длинным крючковатым носом. — Смотрите, это же просто дикий зверёныш.
Женщина, чьи уши были украшены крупными серьгами в виде виноградных гроздьев, а шея — массивным ожерельем из ярких камней, повернулась к Залилуму:
— Это и есть твой подарок?
— Он тебе нравится, моя дражайшая Аваса, моя любимая жена и мать моих детей? — Залилум, глядя на женщину, расплылся в угодливой улыбке.
Аваса пожевала губами, что-то соображая. Потом, подавшись вперёд всем телом, пальцем поманила девочку к себе.
— Как тебя зовут? У тебя есть шуму*? — спросила она, когда Ану-син нерешительно, осторожно ступая по толстому ковру на полу, приблизилась к хозяйке дома.
— Её звать Ану-син, — быстро ответил за девочку Зер-укин.
Аваса с довольным видом закивала крючковатым носом.
— Аккадское имя у дочери сирийского раба? Что ж, славно, славно! Не придётся подыскивать новое.
Она ещё раз оглядела стоявшую перед ней девочку, и её взгляд задержался на чудесных волосах Ану-син, связанных лентой.
— Ну-ка, сними эту тряпку, — велела Аваса.
Ану-син покорно распустила узел ленты под тяжёлым пучком волос на затылке — густые чёрные волосы волнами рассыпались по худеньким плечам и спине, и даже Залилум восхищённо хлопнул себя по бёдрам.
Хозяйка дома поднялась со своего места и наклонилась к девочке с протянутой рукой, чтобы дотронуться до её волос. Ану-син испуганно вжала голову в плечи: ей показалось, что усатая женщина хочет клюнуть её своим длинным носом в лоб. Аваса склонялась всё ниже и ниже. И в ту минуту, когда она вот-вот уже должна была клюнуть девочку в лоб, Ану-син отпрянула от неё, словно лань от лапы тигра.
— Смотри, какая злобная. Настоящая дикая кошка, — прошипела Аваса, сердито шевеля усами над верхней губой. Но руку от головы девочки всё же отняла.
Залилум поставил свою чашу на стол и обеими руками вцепился в подлокотники кресла с высокой спинкой.
— Ну вот мы и снова встретились, маленькая дикарка, — проговорил он. И затем с угрозой, возвысив голос, прибавил: — Погоди, скоро ты станешь совсем смирной. Мне больше по сердцу кошки, которые ласкаются, а не царапаются.
Залилум впился в лицо Ану-син обжигающим взглядом, от которого она должна была испуганно пасть ниц перед ним, как это делали все его слуги. Однако встретил бесстрастную непреклонность, столь необычную для девочки её возраста, что одновременно и удивило, и разозлило его ещё сильнее.
